5 Самая трудная моя рецензия. С пометками на полях

Это уже четвертый вариант рецензии. Все предыдущие были отвергнуты мною либо как собрание штампов, либо как пляска на костях. То, что получилось, тоже не вполне меня устраивает – я подробно напишу, почему. Кой черт занес меня на эти галеры, уж лучше читать и писать про безопасные бестселлеры… Но что-то сказать я должна. И не из-за «Долгой прогулки».

Книга Владимира Кравченко – это его личный дневник, написанный во время русско-японской войны 1905 года. Он служил судовым врачом сначала на крейсере «Изумруд», потом на «Авроре» - судах, входивши в эскадру адмирала Рожественского.

Эта эскадра обогнула Африку, прошла через Атлантический, Индийский и Тихий океан, чтобы принять бой с Японией. Цусимская катастрофа стала гибелью русского флота и еще один толчком к краху Империи. «Аврора» выжила и была интернирована в Маниле. На этом повествование заканчивается. Революционных событий в нем нет.

«Пробежал я несколько номеров газет и сразу обратил внимание на тот хаос и сумбур, которые царят теперь во всех суждениях и понятиях – всё перепуталось, растерялось, сыплется масса обвинений.»

Из-за бесхитростности и простоты книги мне чрезвычайно сложно о ней писать. Мне не с чем спорить, нечего обсуждать. Передо мной стоит глыба фактов, которые надо как-то осознать и жить дальше – привычно погружаясь обратно в трескотню эфира.

Ещё одна сложность состоит в том, что для описываемых событий у нас есть лишь язык пропаганды и штампов. Истории о геройствах русских моряков привычны. Геройство… какое плохое слово. Для обваренных заживо рук вообще нет подходящих слов – разве что у Бориса Слуцкого. Даже то, что я сейчас упомянула эти руки – уже некрасиво. Я живу в дачном домике, пишу рецензию, лежа на диване. Вы читаете ее на экранах в не менее комфортных условиях. Я написала про руки, чтобы вас чуть-чуть встряхнуть и привлечь к себе внимание. Это бесконечно далеко от тех матросов. А ведь они были. Это безнравственно, простите меня.

Превосходно описана жизнь судна – от технических деталей до дипломатии внутри команды. Мне было интересно сравнивать описания быта с книгами любимейшего Конецкого. Несмотря на все сотрясения, прослеживается традиция русского флота – я уверена, эти два автора прекрасно поняли бы друг друга.

Судна выходят в море неготовыми, с неясными целями, в штабе – бардак, но сколько среди команды настоящих умниц! Как трудна, но естественна рутинная работа матросов со всеми этими механизмами, веревками, углем… Со страниц на меня смотрят настоящие кровь и пот, говорить о которых я, опять же, не имею права.

Плавание эскадры, на которой служил автор, было трагическим с самого начала. Устаревшие в большинстве своем суда, отсутствие информации, недружелюбность других стран, прозвище «отстающего отряда». Сейчас это назвали бы «моральным поражением». В Цусимском проливе корабли ждало и полный тактический разгром.

Автор не пускается в самоанализ, не красуется, лишь делает краткие горькие замечания. Во второй раз (после «Зимней дороги» Юзефовича) поражаюсь сплаву веры в Бога и Отечество у русских офицеров. Да, это слова, да, было много грязи, всё высмеяно, сорвано и препарировано – но для того, чтобы ежедневно жариться между стальных переборок в тропиках или замерзать в Сибири, нужно что-то иметь в душе.
И снова я риску. Провалиться в клише… Просто подумайте – тратить месяцы на безнадежный рывок, но не падать духом и добросовестно работать. И в конце желать уже только смерти.

А потом следует подробное описание Цусимского боя и попытки возвращения на Родину. Аврорцы были виноваты только в том, что выжили. Тогда об этом гремела вся Россия. Вот как это? Просить прощения за то, что живы? Видеть одномоментную гибель других судов со всем экипажем? Как соотнести Корабль, Флот, Россию – и себя, такого живого, теплого, личного, страдающего? Раскаиваться, что ты – теплый и живой – не погиб тогда вместе с Флотом, не остался в стальной братской могиле?

Последний раз я слышала искреннее «Я верю, что Россия поднимется» в 1992 году от своего деда-фронтовика. С тех пор эти слова превратились в нечто ругательное и пустое. И поэтому мне невозможно написать хорошую рецензию.

Но слова эти были сказаны с верой, я слышала. И моряки стояли насмерть, я читала свидетельства, я видела разрывы обшивки в музее.