5 «…Что было вчера — того нет сегодня. В этом мире все приходит и все уходит. … Только мысль бессмертна, от человека к человеку идущая, только слово извечно, от потомков к потомкам идущее…»

Удивительно красивое и лиричное произведение. И хотя тема притчи трагическая, но она так увлекает красотой слога, красотой и самобытностью образов, глубиной раскрытия важнейших для человека понятий семьи, народа, природы.
«В 1972 году в ноябре в «Литературной газете» была опубликована его [Чингиза Айтматова] поэма в прозе «Плач перелётной птицы». Актуальность этой литературной «жемчужины» очевидна и в наши годы двадцать первого столетия, в этот период нашего бытия на постсоветском пространстве. …так Чингиз Айтматов в «Плаче перелётной птицы…впервые в своём творчестве обратился к образу Тенгри. Культ Тенгри, как это ни парадоксально, далеко не языческое понятие. Культ Тенгри – это прежде всего первооснова ряда религий, это, собственно говоря, и есть религия. Тенгри – это синее небо, невидимое верховное божество, которому поклонялись тюркско-монгольские и тибетские кочевые народы» (Из статьи Канапьянова Батыхжана «Я ощущаю жизнь как трагедию» ( Уроки старых мастеров)
( -http://lgz.ru/article/-28-6471-16-07-2014/ya-oshchushchayu-zhizn-kak-tragediyu-/ )
И далее автор продолжает:
«…Хочется быть достойными этого наследия – в своих чаяниях и помыслах, в своём поведении и в своих действиях, перешагнув порог нового столетия и нового тысячелетия. Быть может, в «Плаче перелётной птицы» и отчасти в «Прощай, Гульсары!», где многие страницы пропитаны и «дышат» духом Тенгри, начинается писательский поиск «богоустройства» мира, поиск «божественного» в личности человека.»
Поражает, что в столь малом произведении в образе одной семьи разворачивается огромное полотно народной трагедии киргизского народа, эпического сказания, посвященного знаменитому сказителю эпоса Манас… Образ матери и озера, описание горячей молитвы ее на берегу просто потрясает своей силой и высотой душевного порыва… Особенно понравилось отраженное в произведении описание семейных отношений : уважение матери к отцу – почитание и забота;

«Вместе с сыновьями Кертолго-зайип внесла мужа в его плотницкую юрту, раздела, быстро уложила в постель и сказала Сенирбаю-юртовщику:
— Уста, бог простит тебя, если ты не в силах отправиться на похороны к сватам. Оставь это мне. После тебя я аксакал этой семьи, и с годами мне быть старшей матерью нашего рода Бозой. Сваты не обидятся, если я сама поведу бозоев на плач. Да и до обид ли сейчас, когда один бог знает, что там, в Талчуе, как там наши сыновья: или победят, или сложат головы. И пока никаких вестей, сам видишь, все в страхе. Ты моли о здоровье своем, ты думай о тех, кто там, на побоище! Побереги себя, ты большой человек среди Бозоев, а для меня ты, отец моих детей, — самый великий человек. Позволь мне самой исправить службу эту горькую. А ты не двигайся, лежи. Элеман останется при тебе, а все мы отправимся…»

Разговор матери с младшим сыном; его преклонение перед старшими, горечь потери отца… Образ перелетных птиц, которые стали свидетелями человеческой трагедии на поле брани, когда земля не могла принять птиц из-за потоков крови… В притче столько огромного философского смысла, что после прочтения кажется, что сам как птица лишь чуть коснулся поверхности, но глубины всего не постиг. И потому я перечитала эту притчу сразу повторно – чтобы насладиться прекрасным языком Чингиза Айтматова, и прочувствовать атмосферу, высокую «ноту» произведения… Его хочется читать вслух – потому что оно написано напевным стилем народной песни. Его хочется читать с чувством - потому что по-другому невозможно, ведь как иначе можно читать горячую молитву матери о своих близких, обращение сына к птицам, птиц к людям?…

«Ступая по песку, сосредоточенная и отчужденная от обычных забот и обычных мыслей, она шла к озеру, одухотворенная, взволнованная, взирая на голубую, зыбкую гладь воды и вздымавшиеся в сиреневой дали на той, на далекой, призрачной стороне призрачные вершины снежного хребта, на призрачные облака над ними. … Кертолго-зайип опустилась на колени, ее примеру последовал и сын, и мать взмолилась, не громко и не тихо, вполголоса:
— О Иссык-Куль, ты око земли, ты всегда смотришь в небо. Обращаюсь к тебе — вечный, незамерзающий Иссык-Куль, чтобы стала известна мольба моя богу неба — вершителю судеб — Тенгри, когда он глянет сверху в твои глубины.
О Тенгри, в час грозный и опасный дай нам силу устоять перед врагом ойратским. Сохрани наш шестиколенный киргизский народ, живущий в горах твоих дарами твоими — выпасая скот на лугах и травах. Не дай истоптать очаги наши копытами ойратских коней. Будь справедлив — не откажи нам в победе в битве открытой… Сохрани, сохрани же, Тенгри, ушедших сражаться. Дай увидеть их в седлах и не дай нам встретить тела их, навьюченные на верблюдов.
Услышь молитву мою, Тенгри, я мать троих сыновей…»

И буквально видишь, как на берегу озера под огромным небом женщина стоит с распахнутой душой:

«А мать все молилась, горячо и страстно, выкладывая богу неба — Тенгри все, что накопилось на душе.
…А мать все молилась истово и яро:
— Заклинаю белым молоком своим материнским, услышь, Тенгри, услышь мои слова! Мы пришли сюда, к оку твоему на земле — к священному Иссык-Кулю, чтобы к тебе обратиться, великий вершитель судеб — небесный Тенгри. Вот я, а вот рядом сын мой Элеман — мой последыш, больше уж мне не зачать и не родить мне больше ни хорошего, ни худого человека, а прошу только, дай моему последышу дар отцовский — мастерство Сенирбая, он и сам уже к ремеслу его тянется… А еще хочет он, последыш мой Элеман, хочет быть сказителем «Манаса», как брат его Койчуман. …Я мать троих сыновей, Тенгри, услышь мои мольбы, услышь. И просят тебя вместе с нами безъязыкие твари, что с человеком всегда заодно, — гончий пес наш Учар, настигающий зверя любого, что по правую руку сына стоит, и рыжая кобылица гривастая, что ни разу еще не прохолостила, что по левую руку стоит…»

И образ этой молитвы останется в душе сына на всю жизнь:

«Не знал он, дитя, что еще не раз и не два, а много раз в жизни вспомнит этот день, этот час мольбы матери на Озере, что, вспоминая, будет плакать и отрадно, и горько, будет благодарить судьбу за то, что мать вымолила ему у самого Тенгри дар великого сказителя «Манаса», за что имя ему дадут в народе — громоподобный манасчи Элеман. …Не знал он, что именно ему будет написано на роду напоминать затаившим от страха дыхание людям «Манас»

Вообще в притче поражает некое единения человека и природы, которая уважаема человеком, обожествлена, прекрасна в своей гармонии и силе, и она ЖИВАЯ для человека!…

«Это был тот пространственный мир, доступный взгляду и пониманию, в котором жил человек и от которого он зависел, это был мир могучий и вседарящий, как бог, как земное воплощение самого бога»

Это прямо бросается в глаза, потому что в современном мире человек так разъединен с природой, отчужден, будто он не является ее частью, стал настолько потребительски и неуважительно к ней относиться, что становиться просто стыдно за сегодняшний век с его «цивилизацией»…
И вот уже сама природа – свидетель человеческой драмы – повествует с высоты птичьего полета, будто из философских, надвременных высот:

«Тормозя крыльями и хвостами, наши стаи череда за чередой приближались к заветному разливу, когда внизу открылась картина людского побоища. То было страшное зрелище. Несчетное число людей, тысячи и тысячи, конных и пеших, столкнулись здесь, на нашем разливе. Дикие крики, гул и рев, орущие возгласы, визг, стоны, ржание и храпы оглашали окрестность на далеком пространстве. И на таком же огромном пространстве люди истребляли друг друга в кровавой битве. … Наши стаи дрогнули, замешкались, в воздухе поднялся гвалт, наши ряды расстроились, и закружились мы в небе беспорядочной тучей испуганной птицы. Долго не могли мы прийти в себя, долго летали мы над несчастными людьми, убивающими друг друга, долго собирали мы свои стаи, долго не могли успокоиться. Так и не пришлось нам приземляться здесь на привал, так и пришлось нам покинуть это проклятое место и двинуться дальше…»

И хочется вместе с автором повторять слова к людям, как заклинание, не то от имени природы, не то от имени тех, кто сам уже стал травой и землей, но слова предостережения:

«Я всего лишь крылатая птица в этой стае летящей. Я лечу с журавлями и сам журавль. Я лечу с журавлями темной ночью — по звездам, днем — над нивами и городами. Думая думу свою.
Лечу и плачу, Лечу и плачу, Лечу и плачу, Заклиная людей и богов, Поосторожней с землею, О, люди, полегче сплеча…
Что — журавлиные слезы?.. Смахните с лица!
И все же, и все же, и все же — Упаси вас, о люди, от бед нелюдских — Упаси от пожаров неугасимых, От кровавых побоищ неудержимых, Упаси вас от дел непоправимых, Упаси вас, о люди, от бед нелюдских…»

В душе остается образ Семьи как оплота народности, нации, в конце концов, человечества (!). И образ этот надо ВИДЕТЬ, который надо возрождать и сохранять как основу, генетическую силу, которая будет достойна и памяти и уважения!
Айтматов открывает перед нами целый мир, настолько интересный и глубокий, что в нем абсолютно все герои завораживают своей реальностью и какой-то предначертанностью бытия.
«…Открывая наугад тот или иной том, погружаешься в магию его повествовательной речи, в образы, человеческие по своей глубинной сути, от мальчика до старика Момуна, от «солдатёнка» или Эрмека до учителя Абуталипа, Едигея Буранного, табунщика Танабая, сопереживаешь прекрасным женским характерам – Алтынай, Джамиля, Бегимай... А чего стоят образы животных, в силу великого таланта писателя – истинного художника слова, одухотворённых и очеловеченных, зачастую превосходящих нас, смертных и грешных, своим природным благородством»»

(Из статьи Бахытжана Мусахановича КАНАПЬЯНОВА «Я жизнь ощущаю как трагедию..." ( Уроки старых мастеров. Памяти Чингиза Айтматова) - http://www.literatura.kg/articles/?aid=1760:

Мне повезло это произведение прослушать и в аудиоисполнении – прочтении самого Чингиза Айтматова, которое просто незабываемо и прекрасно, искренно и красиво! Всем советую и прочитать и послушать эту притчу!