4.5 Цусимское сражение — печаль русских моряков...

Довольно необычная по форме книга — более всего она похожа на простые и по сути необработанные дневниковые записки и заметки человека, делавшего их для себя самого и не собиравшегося публиковать. Очень простой язык повествования, безыскусные литературные формы, обыкновенная грамматика практически повествовательного толка.
Дневник этот довольно подробный, в нём едва ли не ежедневно делаются записи-рассказы о тех или иных событиях и происшествиях, имевших место быть на военном корабле (сначала это новёхонький со стапеля крейсер "Изумруд", а затем уже крейсер "Аврора"), причём иногда это упоминание-рассказ просто оставлено в виде пометок, какие мы обычно делаем в своей записной книжке для памяти, чтобы о чём-то потом вспомнить.
При всём при этом читать такие бесхитростные строки совсем не скучно — ну, во-первых, нечасто бываешь внутри военного корабля в качестве непосредственного члена экипажа и знаешь обо всём, что происходит в экипаже и среди офицеров. А, во-вторых, сказывается фактология, ведь крейсер "Изумруд" не просто совершает своё первое плавание, а стремится максимально быстро догнать эскадру адмирала Рождественского (а вот оказывается, что фамилия адмирала Рожественский — век живи, век учись! — спасибо, Хойти), чтобы затем участвовать в войне с Японией — речь идёт о печально известных ещё с уроков истории России событиях русско-японской войны и о Цусимском сражении, очевидцем и участником которого был автор книги, являясь в момент сражения судовым врачом крейсера "Аврора".

Вот эта вторая цусимская часть рассказа Кравченко о самом Цусимском сражении вызвала во время чтения некий внутренний вопрос: откуда автор знает все эти сугубо военно-морские и батальные детали, о которых он нам рассказывает? Ведь такие нюансы можно знать и рассказать только если сам ты являешься сторонним наблюдателем, ничем иным, кроме наблюдения и фиксации событий, не занятым. А ведь Кравченко врач и во время боя был постоянно занят выполнением своей врачебной работы, оказанием непосредственной помощи всем раненным матросам и офицерам "Авроры" (об этом он, собственно, тоже пишет). Однако уже в послесловии мы читаем и о том, что в повествовании Кравченко допущены некоторые фактические неточности, а также приведены просто отдельные слухи о том или ином событии войны. Всё это свидетельствует, что Кравченко записывал всё происходящее именно в той последовательности, в которой что-то узнавал или вспоминал, или же ему рассказали другие участники, а также записывал в той форме, в какой это было там и тогда. А потом просто не счёл возможным и нужным что-то переуточнить и поправить, потому что тогда этот дневник перестал бы быть документом того времени, а стал бы просто книгой...

Сдержанный тон повествования вовсе не означает, что книга лишена драматизма и трагизма — Кравченко умеет рассказать и о гибели русских броненосных кораблей, и о ранениях и смертях военных моряков корабля так, как, наверное, не сумеет иной маститый беллетрист. И выслушивая этот рассказ военного врача Кравченко, волей-неволей проникаешься вот этим духом упоения боем и страстной жажды победы... и горечью поражения...

Отдельную ценность представляет последняя четверть книги, в которой в качестве биографической справки просто рассказывается о судьбах практически всех упоминаемых в книге людях, начиная с мичмана и заканчивая адмиралами, от "А" до "Я" (именно так, не по золоту эполет, а в алфавитном порядке) — читая все эти предцусимские и поствоенные биографии, поневоле проникаешься мощным гражданском чувством (ведь потом кто-то просто не доживёт до Октября, иной станет "белым", кто-то простым эмигрантом, другие останутся в СССР и станут военспецами или преподавателями, а кое-кто и видным советским учёным... кстати, репрессирован будет только один!)...

Великолепная книга, особо ценная для любителей документальной прозы!