5 Кровавая и холодная Соловецкая исповедальня.

В час смерти я имел немало превращений...
В последних проблесках горевшего ума
Скользило множество таинственных видений
Без связи между них... Как некая тесьма,
Одни вослед другим, являлись дни былые,
И нагнетали ум мои деянья злые;
Раскаивался я и в том, и в этом дне!
Как бы чистилище работало во мне!
С невыразимою словами быстротою
Я исповедовал себя перед собою,
Ловил, подыскивал хоть искорки добра,
Но все не умирал! Я слышал: "Не пора!"(С)

Соловки! Я там была с Валентином Пикулем и «Мальчиками с бантиками». Годы были военные, и всё равно, такими безобидно-светлыми сейчас мне вспоминаются те тревожные деньки на Соловках.
Теперь вот с этапом, да по СЛОНу.
И сразу в болото тленное, холодное, пропитанное потом и кровью… усеянное костями.
Это просто какой-то пуп земли, кажется, ничего вокруг не существует, только этот ад.

И ходишь по этой страшной земле ногами Артемки Горяинова, и фамилия то у него какая… нарочно, чтобы не захотев спотыкаться, прошел мимо.
Ходишь по земле соловецкой, намоленной, кровью окропленной, а хочется зайтись в диком вопле – Люди!!! Вы же люди?!
И топят с головой, на вкус отдаёт достоевщиной, и страшный, липкий сон оказывается не так страшен, как явь.

В начале 1923 года ГПУ РСФСР, сменившее ВЧК, предложило умножить количество северных лагерей, построив новый лагерь на Соловецком архипелаге.
Так вот, речь идет именно о месте под названием СЛОН - Северном лагере особого назначения.

Здесь нет власти советской, есть власть соловецкая.
Есть жертвы и палачи.
Мне всегда была интересна судьба исполнителей приговоров, надзирателей, следователей.
Вот у заключенного есть определенный срок для искупления или час казни. А что у них? Пожизненная отсидка… добровольный срок повинности перед судьбой?
Они каждый день собирают за плечи чужие страхи и отчаянье, а потом в один момент палач оказывается на мести жертвы и накидывает на голову мешок переполненный чужим ужасом.
Что происходит с его головой?
Как можно находиться в здравом уме, перешагнув черту, поменявшись ролями.
А палачам неизбежно приходилось примерять ту роль, за которой когда-то они так обыденно наблюдали.

Чекисты, политические заключенные, уголовники, да кого тут только нет. Все наматывают жизнь на петлю, в полушаге от того, чтобы сломаться.
А надо просто остаться гусеницей… навсегда... забыть превратиться в бабочку.
Свободы нет.
Стертое понятие, как и достоинство, милосердие и т.п.
Надо превратиться в вещество, без углов и шероховатостей, стать прозрачным, в секунду делаться нужным, но незаметным.
Если это невозможно, если есть желание проявлять человеческие чувства, значит надо постоянно стремиться к состоянию бестелесности и умирать так его и не достигнув.

Интересно, кто-то верит, что в таких условиях можно дружить, уважать, скорбеть, можно ли влюбиться? Влюбился ли Артем… или выжить хотел, или выбора у него не было?! Кто его спрашивал…
Ему действительно жить хотелось, только еще больше, чем жить ему хотелось согреться и поесть. Не думала, что такое возможно.
Он плывущий по течению, изворачивающийся по инерции.
Глупый мальчишка, согласна я с Галей.
Но даже он менялся, когда становился властью обладающим.
Как она меняет человека, как хоть одна ступенька НАД делает поведение человека уверенней, и смешней в нелепых попытках расправить крылья.
А мне так хотелось его пожалеть, обнять, подбодрить, восхищаться… так я его ненавидела, презирала, раз за разом плевала в спину, била по грязной глупой морде.
Я к нему привыкла, смирилась с совместным сосуществованием, сжилась с потоком мыслей.
Я его исповедала, исповедуясь сама.

Очень густое повествование, не сразу смогла отреагировать, влиться и вникнуть. А потом засосало… да так, что не выберешься. Самое удивительное – выбираться совсем не хотелось.
Да ко всему человек привыкает, ко всему казалось бы невероятному, в котором невозможно существовать, а нет… очень даже не плохо.
Можно твёрдо стоять на ногах хлебая черт знает какую жижу, замерзнув до мозга костей, забив голову совершеннейшим бредом. И вроде бы не так все плохо, а когда вдруг станет еще хуже, понимаешь, что хорошо жилось, лишь бы не трогали.
И уже так привычно, совсем не страшно звонит колокольчик.. и то ли тебе в ухо кричат, то ли мозг твой кричит - Кулёшика! Ам! Ам!

Соловки такой дикий сгусток, обособленное место планеты, где сошлись в борьбе за тщедушные душонки ангел и дьявол, овладевая воспаленным разумом медленно умирающих.
Слышишь то ли колокольный перезвон, то ли интернационал.
Оттуда не сбежать, не вырваться. Это магнит, и вокруг больше ничего нет.
Это ЖИЗНЬ, какая бы короткая и страшная она не была.

Всё, что я не сказала о романе, все, что я попыталась сказать... это будет и есть полный бред. Роман воспалят мозг, вплетает и всасывать, выплевывает... и все равно хочется опять туда…

Дальше...