3

Жизнь Персиваля Гастингса неразрывно связана с авиацией. В одном полете он нашел любимую женщину - такую же жадную до самолетов, как и он сам, а другой превратил его в калеку, отняв не только добрую половину конечностей, но и волю к жизни.
Вот, кажется, прекрасный сюжет для того, чтобы говорить о внутренней силе, и любви, спасающей не всегда лаской, но иногда и вправляющей мозги затрещиной.
Для того, чтобы в духе пара и шестеренок воспеть античных Персея и Андромеду, превратившихся после смерти в созвездия.
Для того, чтобы личную трагедию переплести с неспокойной обстановкой в мире и противопоставить ей, ведь, когда появляется способ сращивать живое и неживое, восстанавливая тела и судьбы таких, как сэр Персиваль, общество реагирует более чем неоднозначно...
И все это убито. Отвратительным слогом, плавающими акцентами.

Дальше...

Автор рассказа - мужчина, более того - один из составителей антологии. Но уже одно описание Андромеды заставило усомниться и в том и в другом, ибо оно куда органичнее смотрелось бы в фанфике или дешевом любовном романе.

...Прекрасной формы нос, по-европейски тонкий, с узкими крыльями, так не похожий на те широкие и приплюснутые, которыми обычно отличается большинство негроидов. Губы, при взгляде на которые приходит на ум лишь одно определение – «сочные».
Слегка вьющиеся волосы туго зачесаны назад и забраны в «конский хвост». Высокий лоб охватывает кожаная ленточка с очками-«консервами», защищающими глаза при работе с металлом. А эти глаза – огромные, влажные, с длинными пушистыми ресницами и чуть приподнятыми уголками, отчего их взгляд немного лукав и насмешлив, – стоит не просто защищать. «За благосклонность таких глаз мужчины испокон веков убивали и умирали», – думает ошарашенный пилот.

А один из диалогов Андромеды с мужем, в котором, казалось бы, мощнее всего должна проявиться и сила, и жажда жизни, которой в одной женщине хватает на двоих...

– Дай мне пистолет, Дро. Прошу. Умоляю!!!
– Нет, Перси. Мой Перси. Ты еще будешь летать, вот увидишь.
– Летать? – пересохшее горло исторгает хриплый, лающий смех. – Летать?! Дро, посмотри на меня! Посмотри внимательно! Твой Перси давно мертв, понимаешь?! Мертв! А обрубок, который ты видишь, он… вообще недостоин называться человеком. Потому что человек имеет две руки, две ноги и, будь я проклят, способен ходить! Пусть не летать, но хотя бы ходить!!! Не извиваться змеей с перебитым… кхххааа!.. (...) Родная, к чему мучить себя и меня, когда одна быстрая, милосердная пуля способна поставить точку в этом омерзительном фарсе, и без того затянувшемся дольше всех разумных пределов? Дай пистолет! Ну же!
– Нет. Если ты все еще Перси, если хоть немного любишь меня, ты будешь бороться. За себя. За нас.
– Я люблю тебя больше всего на свете и хочу, чтобы ты была счастлива. Была свободна. Ты молода, красива, талантлива. У тебя впереди вся жизнь. Дай пистолет.
– Нет.
Минута за минутой, час за часом, день за днем длится этот поединок двух любящих людей. Поединок, в котором один из них рано или поздно должен уступить.

Диалог, в котором каждую строчку и фразу знаешь заранее.
В общем - не то, что бы грубо, не то, что бы пошло... Но как-то очень криво. Тем, кто считает, будто только женщины способны плодить романтичную беллетристику, я буду подсовывать этот рассказ.