5 «Я ставлю в вину вашему Петру I величайший грех – неуважение к своей нации» Ж.де Метр

Чтение («Санкт-Петербургские вечера» Жозеф де Местр) должно повергнуть всякого честного начитанного человека в глубокое уныние. Как мало и плохо мы знаем, как много в нас гордости и напыщенности! Ну, ничего, гордым и напыщенным Жозеф де Местр носики –то утрет! И не потому вовсе, что стиль рассуждений покажется нам «средневековым» или беседующие герои –Граф, Кавалер, Сенатор-скушными, а потому, что до этого писателя нужно еще до-рас-ти.
Впрочем, если вы читали и поняли все у Локка и Бэкона, легко процитируете Оригена и Цицерона, знаете Библию, псалмы и Нагорную проповедь, терпеть не можете Вольтера и извиняете Ж.Ж.Руссо-смело читайте де Местра. Будет что обсудить…

-Дамы, без сомнения, любезны, и чтобы не одичать, нужно жить рядом с ними; имеет свои достоинства и многолюдное общество…Но когда все обязанности, налагаемые обычаем, исполнены, я нахожу вполне уместным, чтобы мужчины собирались порой для рассуждений- пусть даже и за столом…
-Когда же измученное сердце просит отдыха, на помощь приходит чтение. Все мои книги здесь, под рукою: ведь я обхожусь немногими, ибо давно убежден в бесполезности множества сочинений, до сих пор пользующихся высокой репутацией…
-Паскаль где-то замечает: последнее, что мы обнаруживаем, сочиняя книгу,- это то, что следовало поставить в ее начале…
-Блага и несчастья-род лотереи, в которой каждый может вытащить белый или черный билет… Вопрос нужно ставить по другому: почему в земной жизни праведник не избавлен от несчастий, постигающих преступника, а злой не лишен тех благ, коими может наслаждаться праведник?
…Апостолы Его неустанно повторяли нам заповедь л необходимости быть Ему подобными…человек, однако, допускает двойную ошибку в отношении Господа: либо уподобляет Его самому себе, приписывая Богу наши страсти, либо заблуждается еще более оскорбительным образом, отказываясь признавать в себе черты божественного первообраза…Не станем бояться вознестись слишком высоко и нанести ущерб представлению, которое должно нам иметь о божественной бесконечности… Мы-образ Божий на земле, и все, что есть в нас благого- его подобие…
В нравственном своем отупении люди находят …ужасающую прелесть, которая на деле есть страшное наказание. И уже бесполезно толковать им о том, чем они стали и чем им следует быть. Они окунаются в божественную атмосферу-и отрекаются от подлинной жизни…Таков человек, отвергший молитву…
-Человек, несмотря на свою испорченность, сохраняет явные знаки божественного происхождения…
Это-из беседы четвертой, а таких бесед-одиннадцать в книге. Самому мне еще не раз придется к ним обратиться, «несмотря на свою испорченность».

Да, о том, что следовало бы поставить в начале: Де Местр провел в России 14 лет, с 1803 по 1817 гг. и оказал существенное влияние на политику Министерства народного просвещения, резко критикуя российскую систему образования и воспитания, проникнутую, с его точки зрения, духом галломании и примитивного подражательства западноевропейским образцам. Он усматривал крайнюю опасность для государства российского в существовании того слоя, который возник в результате влияния модных западноевропейских идей и который значительно позже Солженицын назвал «образованщиной». Полуобразованные дворяне-галломаны(почитатели Франции ) представляли по сути подрывной элемент, как минимум, преисполненный оппозиционного духа и воинствующего аморализма:
«Умы их извращены и преисполнены гордыни, им родина опротивела, они вечно порицают правительство, преклоняются перед иностранными вкусами, модами и языками и готовы ниспровергнуть все то, что презирают, т.е. все на свете. Другое страшное последствие, вытекающее из этой научной мании, заключается в том, что правительство, нуждаясь для осуществления ее в профессорах, постоянно принуждено обращаться за ними в иностранные государства; а так как люди истинно-образованные и нравственные редко оставляют свое отечество, где их почитают и награждают, то одни только люди посредственные, и к тому же не только развратные, но и совершенно испорченные являются на Север предлагать за деньги свою мнимую ученость. Особенно теперь Россия ежедневно покрывается этою пеною, которую выбрасывают на нее политические бури соседних стран. Перебежчики эти приносят сюда одну наглость и пороки. Не имея ни любви, ни уважения к стране, без связей домашних, гражданских или религиозных, они смеются над теми непрозорливыми русскими, которые поручают им все, что есть дорогого у них на свете, они спешат набрать довольно золота, чтобы привольно зажить в другом месте, и, обманув общественное мнение кое-какими публичными опытами, которые истинным судьям представляются жалкими образцами невежества, возвращаются на родину, чтобы издеваться над Россиею в дрянных книжонках, которые Россия еще покупает у этих же бездельников, – пожалуй, даже переводит. Теперешнее положение тем более опасно, что, благодаря крайне прискорбному предрассудку, в России негласно принято смотреть на нравственность, как на нечто совершенно отдельное и независимое от преподавания…»