4

Смотрю, у этой книги совсем нет читателей... Ну, на случай, если появятся - должна предупредить: "Плодовитость" (как, видимо, и весь незаконченный цикл "Четвероевангелие") - представитель уникального романного поджанра. Это роман-проповедь - со свойственным проповеди сгущением красок, обобщением и символизацией.

Золя - зрелый, со сложившейся жизненной позицией - уже не занимается бытописанием и развитием характером, как в "Ругон-Маккарах", но предлагает читателю идеи и точки зрения, воплощенные в персонажах. И сталкивая эти идеи, Золя несколько отступает от правды жизни. Так, множество беременностей ничуть не портят фигуру Марианны, зато одна операция разом превращает Серафину в древнюю старуху - вряд ли подобное мы увидим в реальности. Да и собрание бесчисленных представителей рода Фроманов в финале - скорее из области фантастики, потому что в реальности бывают и неудачные браки, и бесплодие, и ранние смерти... Но именно для этого романа достоверность и неважна - вернее, здесь на первом месте достоверность высшего порядка, правда о коренных принципах нашего бытия. "Жизнь и смерть дал Я тебе - избери жизнь". Матье и Марианна - любящие, преданные друг другу и детям, не ищущие житейского комфорта - символизируют путь, ведущий к жизни. Все остальные - Бошены, Моранжи, Серафина, Сантер, тетушка Куто, "воспитательницы" из Ружмона, врачи-абортмахеры, и прочая, и прочая - это множество образов и видов эгоизма, ведущего к смерти. И хотя Золя причисляет католицизм, с его монастырями и умерщвлением плоти, к символам смерти, основная нравственная идея "Плодовитости" - абсолютно христианская: любовь и самоотверженность - это жизнь, себялюбие и тяга к личному комфорту - смерть. Христианство учит о духовной смерти, которая станет явной только после смерти физической, но Золя овеществляет ее, делает ее зримой уже здесь: Фроманы буквально сметают с лица земли ошметки семей, не желающих любить друг друга и давать жизнь своим детям.

Не могу не заметить, как отчетливо в образе Матье и Марианны проступают образы библиейских праотцев. Они - Адам и Ева нового, здорового, не запятнанного грехопадением человечества (в самом имени Серафины, искушающей Матье, слышится что-то змеиное). В то же время Матье - новый Ной, возродивший и человечество, и саму землю, опустошенную потопом. Бенжамен - это, конечно, Вениамин, двенадцатый, младший и любимый сын Иакова, долго удерживавшийся отцом при себе, а в образе Николя в Африке можно увидеть сходство с Иосифом в Египте. Наконец, гимн любви Матье и Марианны - это же "Песнь песней" царя Соломона...

На этом, пожалуй, закончу. Неискушенному читателю "Плодовитость", скорей всего, покажется скучноватой - все-таки 700 страниц, на которых автор больше заботится о том, чтобы пламенно защитить свои идеи, чем о том, чтобы занять и развлечь читателя. Но читателям-гурманам все же осмелюсь роман порекомендовать - действительно уникальная в мировой литературе вещь. Ничего подобного до сих пор не встречала.