Больше рецензий

14 апреля 2016 г. 07:55

155

5

«Проза Игоря Корниенко легка, как воздушный поцелуй, а взгляд его, совсем ещё молодого человека, на этот мир, тяжел как крест (Крестный путь?). Возможно, это следствие треволнений, которые пришлось пережить автору в самые сложные для человеческого становления годы. Подростковые « испытания» выдерживают не все, кто-то ломается, уходит… Но вместо того, чтобы – распространенные опасности для творческого человека! сесть на иглу, убить мымру, Корниенко стал служить высокой риторике и самым глубинным, теплым и добрым человеческим чувствам. Мне импонирует его живой, дышащий, очень достоверный язык, тонкое чутье автора, умеющего сделать персонажей «в самую точку», именно такими, какие живут рядом с нами, мне импонирует следование золотой классической традиции. Этот путь безошибочно выбирают очень одаренные люди, кому не надо доказывать талант излишним экспериментаторством.
Игорь Корниенко успешно прошел естественный отбор, которому подвергают молодых авторов старшие товарищи и сама жизнь. Он как из пистолета выпалил в большую литературу, ворвался туда… Его талант – как птица Феникс, из которой не приготовишь жаркое. Ею должно восхищаться на почтительном расстоянии – на том, на котором над нами идут облака!»
Елена Сафронова

Комментарии


Переплывая отчаяние вместе с писателем Игорем Корниенко

Подлинное произведение искусства – лидер в списке организаторов встреч человека с его бессознательным. Подлинное искусство не нуждается в рекламе. Но оно нуждается в человеке, в этом единственном создании природы, способном к акту восприятию. О потребности человека в искусстве помолчим. Как сложилась бы история человечества, не возникни из глубин этого самого бессознательного Искусство?

Рассказ Игоря Корниенко «Три миллиона пятьсот двадцать три мамы» написан для встречи с человечеством в лице человека. Как понять эти слова: человечество в лице человека? Это единственный, самый сложный, вопрос, который ставит Игорь Корниенко перед своим читателем.

Первое, что перед нами, – название рассказа. «Три миллиона пятьсот двадцать три мамы» – история о том, как маленькому мальчику удалось переплыть отчаяние благодаря явлению бессознательного. К герою во сне является бабушка, мамина мама. Она является, чтобы передать весть внуку: «Люди на картинках живут вечно… они остаются надолго, очень надолго с нами. Всегда рядом…».

Фабула рассказа знакома всем из жизненного опыта: мама неизлечимо больна, диагноз – рак. «Он засел, укрылся в голове и стал поедать её, стал расти. Он пытается выбраться. Он не любит солнечный свет и заставляет выпадать мамины волосы…», – таким выглядит рак в восприятии ребенка. И это один из ключей к восприятию самого произведения Игоря Корниенко. Писатели, они такие, прячут в самых потаённых местах ключи, чтобы вся радость открытия досталась читателю.

«В темноте всегда лучше. Будто сближаешься с ней. Сливаешься. Исчезаешь…», – так на внешнем, фабульном, уровне объясняется, почему закрыты шторы в маминой комнате. На внутреннем же, сюжетном, уровне темнота, закрытые шторами окна, рак, что притаился в голове и силится вырваться наружу – образы. Образы непреодолимого одиночества. Одиночества перед лицом смерти. Перечисленные выше образы так же находят отражение в диалоге матери и сына: «Люблю дождь. Небо такое большое, безграничное, сильное, а тоже плачет. Даже небо… Все плачут. Только человек может не плакать». Да, человек может не плакать, но когда он – окно, закрытое шторами. Но не за этими ли шторами прячется подлинное отчаяние – рак человечества? И ведь как ни загляни, а никто не узнает, какие ливни там идут.

Именно ребенка писатель наделяет силой распахнуть все окна. И это тоже неслучайный момент для литературы. В детстве человек и сон воспринимает по-другому. Для маленького мальчика вечная жизнь людей совсем не сон. И поэтому герой превращает сон в явь: «Собрал всё, чем можно было рисовать. Карандаши, фломастеры, краски акварельные, масляные, гуашь, пастель, ручки шариковые, ручки гелиевые, мелки… Закрылся в комнате и начал рисовать. Рисовать маму. Потому что люди на картинках живут вечно… За выходные… нарисовал всего сто восемьдесят одну маму». «Всего» – ключевое слово. В сравнении с числом, данным в названии рассказа, сто восемьдесят одна мама – это очень мало. А «мамы должно быть много!» – говорит герой. «Через неделю у меня было тысяча девятьсот двадцать две мамы». Далее количество мам перестает поддаваться счету. И вновь не случайность: «Мама — это бесконечность… как небо. Как Вселенная. Как Бог…».

Вернёмся к вопросу о человечестве в лице человека. Почему в конце рассказа мальчик разворачивает лист, «первый и последний»? Бабушка во сне возвращает мальчику тот первый улетевший в небо рисунок мамы, сделанный в школе. Первый и последний. А мам-то вон сколько! Целых два миллиона пятьсот двадцать три! И в каждом живет и будет жить вечно мама. Потому что не было никакого сна, всё было наяву: «За день до операции во сне (или это был не сон?..) я снова увидел бабушку».

Первый рисунок мамы улетает в небо. В конце рассказа рисунок возвращается, но уже с новой вестью (зачем иначе тогда полеты?): Человек – это бесконечность. Он подобен Вселенной. Подобен Богу. И человека должно быть много = Человечество в лице человека. Это весть открывается маленькому герою через преодоление океана отчаяния (немаловажная деталь: «целая луковица репчатого лука», съеденная им). А последняя она, потому что ни одна весть, ни одно открытие не сравнится с ней. Она – самое главное, что необходимо человеку для преодоления одиночества своего бытия.

Так, всем знакомая фабульно история преобразуется в историю человека в поисках человечества. Мальчику помогают рисовать отец и тетя Нина. Мальчик рисует маму. Отец рисует свою жену. А тетя Нина – свою сестру. Мама, жена, сестра – это всё человек. Так, каждый из героев переплывает свой океан отчаяния, свою боль утраты близкого. Эта деталь в рассказе подчёркивает образность названия. При всей своей конкретности числового значения мам название является образом человечества в лице человека. Мамы должно быть много! Жены должно быть много! Сестры должно быть много! Человека должно быть много! Человеческое в нас просыпается только при встрече с человеком, и этот последний всегда разный, всегда бесконечный. Что может быть важнее такой встречи?

Вот перед нами, казалось бы, все ключи. Видеть человека, видеть во всей его многозначности, смотреть на него как на Вселенную, как на Творца, чьи тайны никогда не будут до конца разгаданы. Потому что тайн этих множество, бесконечность. Но остался единственный, самый сложный, вопрос: Как смотреть на человека, чтобы в его лице увидеть человечество, чтобы полюбить его бесконечным?

Не исчезая в темноте. Распахнув все окна. Переплыв отчаяние.