3.5 Привет прошлому, или неудавшийся роман с занудой

Эта книга с репродукцией "Обнажённой на белой подушке" Модильяни попалась мне на глаза случайно, и я вспомнила, что читала её лет так 10 назад, будучи студенткой-первокурсницей (максимум — второкурсницей). Одна из моих преподавательниц тогда активно развивала идею существования филологического романа , о котором господин Новиков пишет в своём последнем здесь эссе, поэтому пресловутый "Роман с языком, или сентиментальный дискурс" был нам знаком не понаслышке. При этом удивительно: амнезия мне не свойственна, но я совершенно не помню, какие эмоции у меня вызвала тогда эта книга. Собственно, поэтому я и решила её перечитать. Что ж, сентиментальную нотку я действительно прочувствовала: Владимир Новиков напомнил мне о паронимических аттракциях, ономатопее, Филиппе Фёдоровиче Фортунатове, Михаиле Михайловиче Бахтине и, конечно, Реформатском, чей голубой кирпичик "Введение в языковедение" неизменно пугал всех первокурсников. Но я всё-таки не скучаю по alma mater, поэтому нотка быстро отзвучала; как там говорится: мышка пробежала, хвостиком вильнула — и никакого тебе очарования ни сюжетом, ни слогом.

Сам "Роман с языком"— это лирическо-эротические размышления аморфного филолога о книгах, эпохах и женщинах. Эротическое здесь, скажем так, выглядит натужно (секс с филологией "монтируется" не очень хорошо, кто бы что ни говорил), а книжное — занудно и архаично. А иногда вроде бы и ничего (отсюда всё-таки поставленные мной 3 с половиной звезды). Сам автор то заигрывает с потенциальной читательницей, то начинает вспоминать всякие там потаённые ложбинки, то сыплет трюизмами и сомнительными лингвистическими остротами, но при этом говорит о себе только в пассивном залоге. Меня женили, мной овладели, меня сделали мужчиной. В общем, тут и комментировать особенно нечего. Лирический герой "Романа с языком" — типичный такой рохля-интеллигент, как Лев Криворотов из "НРЗБ" Сергея Гандлевского, или, например, Алексей Монахов из битовского "Улетающего Монахова" или его же Лёвушка Одоевцев из "Пушкинского дома". Такое мягкотелое существо, которое и облысев будет цепляться за материнскую юбку (или за юбку возлюбленной, что в данном случае одно и то же).
Вот так герой, к примеру, размышляет после измены жене:

Чёрт возьми, почему никто из взрослых не зашёл сюда внезапно, не растащил нас и не наказал, поставив нас по разным углам!

(Ну, что тут скажешь).

При этом с какими-то авторскими размышлениями из романа и трёх представленных в книге эссе я согласна: с тем, к примеру, что преподавание далеко от творчества, а Париж с его реминисценциями выстоит даже в апокалиптическую эпоху, потому что просто не имеет однозначной трактовки. Мне близка авторская симпатия к Битову, но в то же время совсем не понятны его "наезды" на Пелевина. Отсюда такое неровное впечатление.

К слову, тексты были написаны 17-19 лет назад: тут Мария Арбатова названа "завзятой модницей" и ещё ново имя Веры Павловой, Сорокин эпатирует "Голубым салом", а Василий Аксёнов считается современным прозаиком. В общем, это очень устаревшее филологическое чтиво. Не без достоинств, но бывает всё же гораздо лучше.