4

Книга написана Урмилой Чаудхари совместно с немецкой журналисткой Натали Швайгер, в оригинале называется "Sklavenkind", то есть, "Ребенок-раб". "Холодный ад" в названии - самодеятельность переводчиков. Думаю, имеется в виду город Катманду, где пришлось жить Чаудхари - там гораздо холоднее, чем в ее родной долине.
Урмила Чаудхари в 6 лет была продана родным братом за сумму эквивалентную 40 евро. Это произошло в 1996 году. Ее купил один мужчина в подарок своей замужней дочери. Следующие 11 лет она была служанкой, фактически - рабыней, работая по 16-18 часов, спала на полу, питалась объедками, не ходила в школу. Первые восемь с половиной лет она работала у той женщины, которой ее подарили, потом та предложила ей поработать у ее тетки. Тетка даже обещала платить ей зарплату - 15 евро в месяц, но за два с половиной года, которые Урмила у нее проработала, новая хозяйка так с ней и не расплатилась. Кстати, тетка была очень богатая и даже депутатка парламента.
Многих девочек из народности тхару продают таким образом, несмотря на то, что это незаконно. Этих маленьких рабынь называют камалари. Когда девочку отдают хозяевам, семья теряет связь с ней, максимум - ее отпускают домой на новогодний праздник, и то не каждый год. Часто девочек-камалари избивают, насилуют - защитить их некому.
Вырвавшись из рабства, Урмила Чаудхари пошла в школу - в 17 лет - и занялась борьбой за права малолетних рабынь. Она возглавила организацию бывших камалари, которая занимается освобождением и реабилитацией девочек.
Продают в камалари именно девочек, так как они считаются послушнее и старательнее, кроме того, не так ценны для семей - родители часто рады избавиться от лишнего рта. Хотя, когда развернулась борьба против торговли девочками, некоторые стали покупать и мальчиков.
Вот что она пишет о своей работе:
"Самой главной целью новоучрежденного «Форума» было освобождение остальных камалари, которые еще были вынуждены работать в чужих домах.
С тех пор мы провели множество акций. Я участвовала более чем в семидесяти из них.
Мы получали информацию от соседей или из деревень. Кто-то говорил или сообщал, что в определенном доме находится камалари. В самых редких случаях достаточно было одного письма или звонка для того, чтобы заставить помещика или маликни (хозяйку) отпустить девочку.
Чаще всего нам приходилось лично отправляться в эти дома. Все зависело от ситуации и общественного положения соответствующего лендлорда. В основном «владельцами» камалари являются люди, имеющие высокое социальное положение и занимающие важные должности: среди них встречаются судьи, журналисты, полицейские, политики, директора школ и даже учителя. Они ставят себя выше закона. Они думают, что находятся у длинных рычагов власти, даже если возникает конфронтация. Поэтому простого требования освободить девочек зачастую было, к сожалению, недостаточно.
Исключения составляли очень высокопоставленные личности, и тогда, как мы заметили, чаще всего было достаточно одного телефонного звонка, потому что эти люди слишком опасались испортить свой имидж. Они предпочитали отпустить камалари, чтобы уберечь себя от неприятностей, а вместо этого тайно и незаметно старались заполучить другую девочку в качестве замены. И такое нам уже приходилось пережить. Сознание того, что это несправедливо, к сожалению, и до сегодняшнего дня еще не укоренилось во многих головах в Непале.
Когда нам рассказывали о том, что где-то есть камалари, в большинстве случаев делегация «Форума» отправлялась туда, чтобы проверить ситуацию. Как правило, мы старались сами поговорить с этой девочкой, потому что уловки помещиков становились все изощреннее. В большинстве случаев они от всего отказывались.
— Нет, нет у нас никакой камалари, мы бы этого никогда не допустили. Мы знаем, что это незаконно. Нет, мы не такие, нет, мы такое ни в коем случае не сделали бы.
И тем не менее все же когда-нибудь обнаруживалось, что это неправда, что они соврали нам.
Некоторые чувствовали себя совершенно ни в чем не виноватыми:
— А причем тут мы? Мы же только хотели сделать девочке лучше.
Или:
— Я не принуждал родителей, они сами прислали ко мне своего ребенка, — сказал нам один учитель, когда мы появились перед его дверью.
Отговорок существовало много, столько же, сколько и помещиков.
Другие просто не открывали нам двери, пытались запугать или даже угрожали. Одна маликни, когда мы целой делегацией заявились к ней в дом, из окна вылила на наши головы содержимое своего ночного горшка. За это время люди уже стали доходить до того, что начали подделывать документы, чтобы по документам сделать девочек старше и скрыть, что они являются служанками- камалари.
Другая проблема состоит в том, что не обо всех камалари мы знаем, где они находятся. Иногда мы просто узнаем, что какая-то семья отослала свою дочку куда-то работать камалари, но мы не знаем куда. Тогда мы пытаемся взывать к совести ее родителей. Мы рассказываем им о возможностях, которые будут у них, если они вернут свою дочь назад. Благотворительные организации, например, выдают людям в деревне поросенка или козленка, если они дадут подписку, что не будут продавать свою дочку и отправят ее в школу. Если родители вырастят этого поросенка или козленка, а позже продадут, они заработают ровно столько же денег, сколько получат за свою дочку за целый год. А если у этих домашних животных будет потомство, то могут заработать даже больше, чем было, когда они продали свою дочку помещику — лендлорду или торговцу."
"Пусть это покажется жестоким, но даже если девочки действительно хотят остаться в семье, которая их эксплуатирует — потому что она уже там долго живет, потому что у нее больше никого нет, потому что она уже просто по-другому не может, — мы ее там не оставляем. Иначе система камалари никогда не будет сломана. Людям должно быть понятно, что заставлять работать на себя чужих детей противозаконно и исключений из этого быть не может. Даже в том случае, если с девочками там обращаются хорошо и они могут ходить в школу, что, однако бывает в крайне редких случаях.
В последние годы мне приходилось видеть некоторое количество девочек, которые не хотели уходить из семей помещиков. Их было четверо или пятеро. Конечно, каждый раз у меня разрывалось сердце, когда они плакали и кричали, потому что не хотели, чтобы их освобождали. Было тяжко видеть, что они воспринимали как несправедливость то, что мы их оттуда забирали, будто они теряют свой дом из-за нас. Однако мы пытались разъяснить им, насколько могли, почему мы должны действовать именно так.
Однако большинство девочек плакали от счастья и облегчения, когда их освобождали. У них за плечами были дни, месяцы и годы тяжелейшего физического труда и, что еще хуже, постоянного душевного унижения. Многих из них били, с ними плохо обращались, а некоторые даже пережили сексуальные домогательства. Многие из них были просто запуганы, потому что никто не заботился о них с самого детства. Они на протяжении многих лет просто не знали, что такое любовь, привязанность и тепло. Они не знают, что происходит, когда кто-то интересуется ими, их горем и судьбой.
Приятно видеть, как они потом понимают, что все закончилось и они свободны. Что для них начинается новая жизнь. Что они имеют право вернуться в свою семью и даже ходить в школу. Видеть каждый раз эти сначала запуганные, недоверчивые, а потом очень счастливые лица девочек для меня является трогательным и одновременно очень волнующим моментом."