5 Бабочки в дневнике (рецензия grave)

Это происшествие вполне бы могло стать заголовком в американской газете 40-50 годов: ветеринар из России, некто Саша, подрался с Ремарком.
С чего всё началось? Со смуглого ангела, разумеется, с которым я расстался.
Чтобы не сойти с ума от боли.. я не нашёл ничего лучше.. чем пить с Ремарком: с его томиком дневников.
Мне было близко это, читать о том, как Ремарк пьёт, мучается от любовных мук.
Мне было чуточку весело, чокаться бокалом с красным вином, со страничками дневника Ремарка: пили мы за смуглого ангела и за Марлен Дитрих. Потом только за смуглого ангела..
Кроме того, у Ремарка был свой смуглый ангел, но об этом — позже.

Чтобы было совсем весело, я намазал бокал с одного бока — валерьянкой.
Мой кот, Барсик, словно пьяный в стельку, закадычный друг, то и дело ласкался к бокалу, тянулся к нему лапкой, даже лёжа на полу — кот — в стельку!
Я грустно улыбался и чокался с его милым носиком и со страничкой Ремарка.
Сделаю глоток, закрою глаза и представлю фантастические заголовки американских газет: в одной русской кухне, инкогнито, Ремарк, ветеринар Саша и кот Барсик — устроили драку!
Из-за некоего смуглого ангела. Личность смуглого ангела уточняется.

Из-за чего мы подрались? Из-за ревности.
Часто, Ремарку звонила таинственная «..» — ласковое сокращение имени до двух мотыльково-подобных букв (если смотреть на мотылька — в профиль), в точности — как у моей любимой.
Как мне было не ревновать? Она мне не пишет, не звонит.. зато названивает днём и ночью — Ремарку!
Открыв вторую бутылку с вином, моя улыбка подумала: Саша.. больше такого очаровательного шанса не представится: подраться с Ремарком, из-за самой прекрасной женщины Москвы!
Да и звучало это прелестно:-
- Маш, ты не знаешь, откуда у Саши — фингал?
- Как? Ты не знаешь? Об этом все газеты пишут. Он подрался с Ремарком на кухне!

Как вы поняли, я чуточку эксцентричен. И всё же.. мне, как нежному Арлекину, было приятно (редчайший в истории искусства, случай садомазохизма!), томиком Ремарка.. заехать себе по лицу, чтобы остался настоящий фингал.
Что я с успехом и сделал. Правда.. со второго раза. Не потому, что Ремарк был пьян и промахнулся.. угодив в невинного Барсика, или я был слишком пьян. Нет.
Просто с первого раза, больно, до искр, попал себе в лоб.
Барсик смотрел на нас с Ремарком — с искренним удивлением.
Чтобы и Ремарку нанести хоть какой-то ущерб из-за смуглого ангела.. я надорвал одну страничку. В Конце, с тиражом.
Господи, если бы мой смуглый ангел жил не в Москве, а в Нью-Йорке, (самая прекрасная женщина в Нью–Йорке! Прости, Энн Хэтэуэй!), и ей попалась бы газета с таким заголовком.. может она, мило улыбнувшись, прошептала бы вслух? —
А может Саша и правда меня сильно любит? Не каждый из-за меня подерётся с Ремарком..

Начало дневников напоминает неизвестный и чудный роман Тургенева: вечер, открытое окно, роза стоит у окна, принесённая одной милой девушкой.
Ремарк — совсем ещё молод. Он ранен на фронте 1-й мировой и лежит в госпитале.
Умер его милый друг и он беседует с ним.
Цветы, словно бы тоже с кем-то беседуют.
Цветы удивительны. На уровне телепатии, они умеют беседовать с нашей памятью..
Изящная мысль, правда? Но это не Ремарк. Это пьяный и тоскующий по смуглому ангелу — Саша.

Ремарк умудрился получить ранение ещё и в госпитале.
Как? Ну разумеется.. это раны любви (вот что значит писать рецензию после вина: написал — нары любви).
Мне нужно чаще пить вино: я словно становлюсь Шопенгауэром. С фингалом..
Не скрою, я полез к Ремарку целоваться (как и Барсик.. потому что весь томик Ремарка пропах валерьянкой), когда прочитал у него мысль, которая уже давно посетила меня. Символично, тоже, за бокальчиком вина.
Но я тогда пил с Тургеневым..
Слава богу, с ним не подрался из-за смуглого ангела. А мог бы..

Возлюбленная Ремарка была замужем. Она нежно разрывалась между ним и супругом, словно сердце.. между душою и телом: это же преступление и нелепость, заставлять сердце отречься либо от тела, либо от души: они — одно целое.
И вот, Ремарк, в лучших традициях Цветаевой, выстрадал такую мысль: в настоящей любви — нет измены.
Тело — это тоже, душа.
Для глупца, и нежность и сострадание, проникая в тело и душу несчастного человека, могут быть столь же порочны, как и нежная рифма двух тел, двух душ.

Прелестная мысль, правда? Тут некий пантеизм любви, как сказал бы Перси Шелли.
И тем забавнее.. что эта мысль-рай, просиявшая в сердце молодого и раненого Ремарка, станет адом — для зрелого Ремарка.
Вообще, у меня сложился дивный образ, после чтения дневников: на далёкой планете, под странным названием — Земля, потерпел крушение прелестный ангел — Ремарк.
Он ранен и чуточку парализован, он лежит в травке и цветах, разметав в стороны, сиреневый свет своих исполинских, сиреневых крыльев. А над ним порхают бабочки — женские сердца..

Задумался.. Дневники уникальны тем, что они зрительно воспроизводят мышление ангела-аутиста..
Тело — становится мыслью, и тело-мысль порхает по миру и временам: вот ты сейчас на земле лежишь в цветах.. и вдруг, ты уже на звезде Вега, или говоришь с душой Гёте.
Т.е. Ремарк мыслит как бы без кожи пространства и времени, и ты вовлекаешься в это мышление, твою душу — расшатывает. Барсика — ушатывает..
Например, покупая в магазине вино, я вместо денег, потянулся поцеловать продавщицу, просто потому, что вспомнил о смуглом ангеле или строчку Гёте.

Меня трудно смутить.. но я сильно смутился, когда читал у Ремарка что-то нежное про сирень возле окна, о том, что в фашисткой Германии, 10 000 человек расстреляли просто за то, что они слушали радио..
И вдруг, нежно и крылато доверившись мыслям Ремарка, пролетая над сиренью… в конце той же строки, я вдруг читаю о том… что Марлен Дитрих нравилось.. когда на неё  — кончали.
Я — тут же покраснел, как индеец в засаде. Чокнулся с носиком Барсика, и на всякий случай, дал себе пощёчину.
Да, я странно читаю книги. Очень странно..

Не скрою, после недавнего чтения писем Ремарка к Дитрих, я читал дневники Ремарка прежде всего ради Марлен, и мыслей о ней — Ремарка.
Но я и не знал.. что в дневниках, будет кое-что и поинтересней.
Нет, отношения М. и Р., по своему очаровательны, в смысле… союза двух талантливых невротиков.
Больно за Ремарка было, как после ссоры, Марлен унижала Ремарка — его импотенцией (как я понял, она иногда посещала его, словно — «бывшая», чуточку пьяная и с одним каблучком — второй, бог знает где потеряла).
Больно было за Марлен, когда Ремарк называл её — шлюхой и рыбой в постели, а шёпотом, на ушко дневнику: Ксантиппой. Женой Сократа, той самой, от сварливости которой, Сократ бежал на край света и неба, лишь бы не возвращаться домой.
Интересно, в Афинах есть памятник Ксантиппе? Она фактически подарила миру — гения!

Понравился секс ангелов в дневниках.
Поясню. К Ремарку опять пришла — «бывшая», на одном каблучке. Т.е. Ремарк снова не смог — с Марлен.
И они просто лежали, нежно обнявшись, в постели.
Знаете, что сделал Ремарк? Он всё же вошёл в Марлен.. но — иначе. О, это не то что вы подумали. Он вошёл в неё — сердцем.
Марлен была бисексуалкой, и Ремарк понял, что в том, что он вот так вот лежит в постели, есть нечто гомосексуальное, женственное.
И он нежно отдался этому чувству.
А ещё.. в этом мужском аду, он понял одну истину о женщинах: для женщины, нежность, важнее секса.
Более того, нежность для женщины — моя интерпретация мысли Ремарка — это инфракрасное качество секса.
Мило было читать, как Марлен, утром, кокетничала с «раненым» Ремарком в своём коротеньком пеньюарчике, но делала это так нежно, невесомо.. словно она уже — занималась сексом.

Господи.. может женщины и правда, не от мира сего, с дальних звёзд?
Они занимаются с тобой сексом… а ты даже порой и не знаешь об этом!
А иной раз, посреди ночи, с тихим ужасом и стоном, понимаешь, что — беременен от женщины!
И не важно: сном, стихом, письмом..
Если честно, я думал, что Ремарк — более чуток к женщинам.
Разумеется, чудесно, когда в сексе — участвуют два пола, но есть что-то лунатическое и нежно-жертвенное, когда в сексе, словно цветок, распустившийся на плече ангела — расцвёл лишь один пол и преодолелось самость, словно в пророчестве нежного преодоления Эго — в любви.
Я к тому.. что женщине можно доставить удовольствие и без своего пола, т.е. -устами, словно вышёптывая сердце и тело женщины, а не просто грустно лежать в постели.. как Карлсон без варенья.

Ремарк чудесно понял душу расставания с кем-либо родным: расставание с собой: лодка с огоньками, нежными воспоминаниями, удаляется во мрак..
Ну прям любовный Стикс.
А как вам такая мысль Ремарка? Любовь — это пёстрая смерть.
Задумался.. может, любовь, это единственно доступное нам загробное царство?
Но в этом царстве, между адом и раем нет перегородок. Потому мы бессознательно так жестоки в любви и путаем ад и рай.
Нет, мне точно нужно чаше пить.. с Барсиком. Рождаются чудесные мысли! Словно я персонаж Ремарка..
В настоящей любви, мы ведь чуточку умираем для себя, и если любовь гибнет в сердце другого человека, то гибнем и мы — для себя в том числе.
И хорошо, если как у Ремарка, есть куда жить, есть кому зализать раны души.
Иначе жизнь превращается в загробный ужас пейзажей.. где ты пьёшь с умершим Ремарком и котом.

Любопытны мысли Ремарка о войне.
Я стоя аплодировал (пугая Барсика, выглядывающего своей чеширской и пьяной мордочкой из под дивана), прочитав у Ремарка столь близкую мне мысль: любой национализм — это фашизм. Исходный путь — лишь человек.
Но я бы капнул ещё глубже (сказал я вслух и Барсик ещё дальше забился под диван).
Читая о том, как Ремарк ужасался тому, сколько идейных нацистов после войны хлынули в политику, сколько нацистских генералов, стали работать на Америку, принимая участие в создании НАТО, я задумался: а может корни фашизма в политических неврозах?

Неврозы в любви, разрушают отношения, и Ремарк этот ад испытал на себе, когда заживо сжигаются миллионы невинных чувств в душе, а неврозы в политике и нацизм — это чистое инферно, и даже некрофилия, потому что питается умершими чувствами, — обидами прошлого, мёртвым прошлым, ненавистью, и эти раны мёртвого прошлого — сладострастно расчёсываются, словно бы на спиритическом сеансе в аду, вызывая демона, мёртвые обиды и прошлое, но в чудовищной форме, не давая настоящему, с его нежностью и прощением, сбыться вполне: т.е. ментально, люди живут в мёртвом прошлом.

Всё иное — лишь реакция на этот политический невроз и некрофилию нравственную.
И Достоевского можно довести до преступления такими неврозами со стороны.
И как следствие этих политических неврозов — ложный и деформированный взгляд стран и людей на друг друга, т.е. создание ложной и ущербной, мёртвой реальности, в которой может развиваться лишь ненависть и гибель войны

По своему забавно было, как во время Войны, у Ремарка был свой «второй фронт» — с «бабами» (словечко — Ремарка,наклон мысли — мой).
Помните стих Мандельштама, об Иллиаде Гомера? — «Я список кораблей, прочёл до половины..».
Именно этот образ пришёл на ум при чтении.. количества женщин у Ремарка. Сколько их было? Миллион? Два? Волей неволей с улыбкой подумаешь вслух: а может Ремарк и мой дальний родственник?
Барсик ещё глубже залез под диван. Мой милый друг.. я с тобой больше пить не буду! Веди себя прилично!!

Лупе Велес

Открыл для себя новое имя — Лопе Велес: смуглый ангел Ремарка.
Полез в интернет, глянул на фото.. Барсики мои! (н-да, вечеринка удалась: Барсик ползает за диваном, я — по интернету, Ремарк спит на полу). Какая красоточка! Кошечка! Похожа на моего московского ангела..
Не по характеру, разумеется.
Понравились её слова перед самоубийством: ночью от неё уезжала уезжала подруга, но боялась тёмных переулочков.
Лопе грустно улыбнулась ей: не бойся. Единственное, чего стоит бояться — это жизнь.
Может и правда, незадолго до смерти, у каждого из нас, за спиной — ангел и гений расправляют крылья?
Может поэтому, иногда, в любви — мы хотим умереть?
Чтобы два ангела встретились в постели и нежно поняли друг друга, т.к. выяснять вечные и сложные проблемы в идиотском теле человека, полном призраками обид, страхов, сомнений… это путь в никуда: ты большей частью души общаешься с ними, но — не с любимым. Это и есть ад и огляд Орфея в ссорах влюблённых.
Лопе заговорила.. как персонаж Ремарка.

Он пишет, что Лопе обнаружили в её постели: маленькую, прекрасную, рыжеволосую, в цветах: в своей огромной постели, она была похожа.. на забытую куклу..
Прекрасная смерть, правда?
Вот как чувствовал! Полез под диван.. тьфу ты — в интернет, и.. ахнул! Всё было.. иначе.
Лопе — залетела от одного молоденького актёра. Он кинул её..
Но Лопе была не робкого десятка: однажды, она настигла одну американскую звезду, решившую сбежать от неё — на вокзале, и палила в него из револьвера.
Прелесть, правда? Иногда, свои лучшие роли мы играем в жизни: Лопе была актриса.

Думаю, это было просто последней каплей для Лопе. Она — сдалась. Устала жить в никуда, и решила умереть красиво.
Сделала чудесную причёску, накрасилась, как на лучшую роль или свидание с ангелом, надела нежнейшее нижнее бельё.. обставила постель — вазами с цветами.
Приняла таблетки и запила их дорогим коньяком, легла в постель, на спину, в ожидании ангелов, ласково улыбаясь потолку, и тут..
Лопе была права — бояться нужно — жизни.

У неё началась чудовищная рвота. Вся роскошь постели, причёски — к чертям.
Побежала в ванную — цветы и вазы — к чертям.
В ванной, подскользнулась на рвоте, расшибла голову об унитаз до крови, поднялась кое-как, вся измазанная и растрёпанная, склонилась на колени к унитазу…
В такой позе её и нашли.
Красивая смерть, нечего сказать.

А потом, в жизнь Ремарка, пришла русская: Наташа Палей, актриса, царских кровей.
Самая инфернальная и мучительно-сладкая любовь Ремарка (у неё был роман и с Экзюпери. с удивлением узнал, что она была бисексуалкой, как и многие любовницы Ремарка, к слову. Вот что любопытно..).
Читая о том, как Ремарк нежно ворковал ей о том, что они уже встречались раньше: он был раб в древнем Египте, а она была его госпожой, царицей; он — был французом в 1812 году, под Москвой, а она — русской графиней, замужней..
Я вспомнил моего смуглого ангела и этот же любовный шёпот, в этих же образах!!
Может мой смуглый ангел и правда был царицей в древнем Египте и за ней ухлёстывал Ремарк?
Как тут не ревновать к Ремарку??
Одними тропками бродит любовь. Просто настоящей любви, безумно тесно в Одном теле и в Настоящем, с его вечными страхами, стенами, сомнениями и обидами.

Наташа Палей

До слёз меня проняло прощальное письмо Наташи.. странным, мистическим образом совпавшее… с прощальным письмом моего смуглого ангела: один и тот же день! Почти в одно время! Ну не бывает таких совпадений!!
Но письма отличались, да. Сильно..
Поэтому письмо Наташи я перечитал несколько раз и поцеловал его.. словно его прислал мне смуглый ангел.

Дорогой! Я знаю, что обстоятельства против меня, и я не прошу прощения..
Я на перепутье. Мне нужно побыть одной. Если ты не захочешь увидеть меня перед моим отъездом, я подчинюсь твоему решению.. но не приму этого, словно это неизбежность. и т.д.

Отношения с Наташей и лимб мук без неё — кровоточащее сердце дневников.
Многим стоит прочитать об этом. Почему?
Чтобы не совершать тех же ошибок и не распинать любовь на земле, снова и снова, играя во «взрослых».

Оказывается, Ремарк был тем ещё невротиком.
Вы знали, что он безумно, до судорог, стыдился своего романа — На западном фронте без перемен?
Ремарк честно, почти без наркоза, препарирует себя.
В детстве, после смерти братика, родители почему то позабыли о нём.
Отсюда — тотальное одиночество и нехватка любви и желание её восполнить в многочисленных любовных связях.
Творчество  — как желание нравиться.
Задумаешься поневоле: может ангелы нарочно обрубают и увечат людские судьбы, как садовник — ветки по весне, чтобы гений и красота зацвели в муке?

И у Наташи был невроз. Свои ранки детства, перекочевавшие во взрослую жизнь, как «зайцы» в трамвае.
У неё было совершенно деформированное восприятие действительности, Ремарка.
И если в начале отношений, всё было легко и блаженно.. то потом, чуть ли не каждый поступок Ремарка, представал как в искривлённом зеркале.
Понятно, в любви  — мы впускаем другого человека в себя и делаем его частью своей души. А душа у Наташи была изранена и в неврозах, и она вот так нелепо защищала свои уязвимости, — нападая на Ремарка, фактически — нападая на себя, в зеркале Ремарка, раня его и себя, венчаясь в боли: вся инерция любви, словно бы преобразилась в сумеречный свет вечных придирок и осуждений, смешанный с нежностью.

Наташа словно бы мучительно раздваивалась, как Доктор Джекилл и.. Миссис Хайд: на нежность и на то, кто видит любимого в сумеречном свете.
Мне вот интересно.. Наташа не задумывалась. что, не может быть так, чтобы вдруг, в одном переулочке любви, словно бы выключили свет, подбив фонарю глаз, и малейшее движение души и судьбы Ремарка, вдруг стало бы чудовищным.
Так не бывает даже.. у чудовищ! А потом, вдруг резко светлее на той улочке.
Ясно же, что тут вина не в Ремарке, который, бесспорно, иной раз подкидывал соломку в костёр, а — в неврозе. Малейший грешок Ремарка вырастал в исполинского монстра, словно тень от фонаря.
А что мы делаем с монстрами? Царапаем их, ссоримся с ними.. не подозревая, что силуэт огромного монстра-любимого, быть может идеально повторяет очертания раздувшегося и израненного, воспалённого «Я» нашего.
Которому нужна любовь, забота и помощь!

Для меня — одна из тайн вселенной: почему, в сексе, два любящих человека доверяют друг другу так блаженно, что вытворяют в постели такое… боже, порой думаешь с улыбкой: если я и смуглый ангел расстанемся, мне нужно эмигрировать в Акапулько, чтобы об этом никто не узнал!
А смуглому ангелу нужно эмигрировать на Мадагаскар.
Для меня загадка! Почему… в сексе, мы раздеваемся до самых сокровенных желаний, а в любви.. боимся раздеться перед любимым, до своих ранок детства, ран гордости, Эго, недоверия?
Словно боимся, что любимый нас, разлюбит «вот такими», непричёсанными, нежно-чудовищными.
Да к чёрту тогда такого любимого!

Только любовь и любимый человек, может собой прикрыть и залечить обнажённые раны души.
Наверное поэтому, в любви, человеческое — это маска, маска благопристойности, и в настоящей любви нужно довериться другому так, чтобы сбросить эту маску и раздеться до израненной и нежной чудовищности души.
Встретятся два дракончика, словно в ненаписанной сказке Аксакова… и обнимутся, и улыбнутся цветку алому, что вырос из груди одного из них.

Почему Наташа не разделась перед Ремарком до своих ран души?
Почему Ремарк — так восхитительно разделся перед своим дневником, перед всеми нами, даже.. перед Барсиком, заползшем под диван, но не перед Наташей!!
Рамарк, милый.. почему ты боялся отдаться любви до конца? Это ведь и значит — преодолеть туман и мерзость «человеческого».
Ты ведь писал: любить — значит, подвергать себя опасности.
Быть может высшая и блаженная опасность в любви — это совершенно довериться любимому человеку?
До самозабвения.. до нежной потери себя — в нём, так сладостно потеряться в нём, что снова найти в нём себя — настоящего.
Я всего раз в жизни так нежно потерялся: в сердце моего смуглого ангела.

Закончить рецензию хотелось бы.. нет, не на таинственном сне Ремарка о России, которую он очень любил (во сне, многие страны восстали на Россию, как бы в последней битве, роботы и люди-машины шли на неё и увечили всех на своём пути), нет, закончить мне хотелось бы милом эпизоде, говорящем о метафизике женской души.
Это было во Франции. Любовник застал свою возлюбленную у неё же в спальне — с другим.
Разумеется, крик, слёзы: как ты могла так меня обманывать!
И женщина, словно ангел, спокойным голосом: милый.. это не то, что ты думаешь.
И не смотри на то, что мы — голые.
Ты кому больше веришь — своим глазам, или — мне?

Чудесно, правда? Платон бы аплодировал стоя!
Сознание определяет бытие: бытие, протекающее в сердце женщины, любящей по настоящему, может быть более реальным, чем внешнее, нелепое бытие.
Вот что значит, рай доверия и любви. А всё иное — призраки и неврозы жизни.