5 "Мы же здесь не для того, чтобы решать, кто прав и кто виноват, верно?"

Скажу честно: ещё пару месяцев назад я не подозревала о существовании Алессандро Пиперно и его книг, пока не прочитала у кого-то из друзей (не помню, увы, у кого, а надо бы поблагодарить...) рецензию на роман, который очаровал меня обложкой и зацепил вот какой мыслью: а ещё говорят, что "кто виноват" и "что делать" - извечно русские вопросы. А тут вопрос, видите ли, еврейско-итальянский...
И оказалось, что книга точнёхонько прошлась по всем моим - не буду говорить "детским травмам", терпеть не могу это выражение, скажем - по мозолям души. Неизбывное чувство вины у ребёнка, который считает себя причастным, более того - виноватым в том, что у папы и мамы не ладятся отношения, что всё чаще в доме появляется запах перегара... Бесконечное удивление и неприятие, когда вдруг, до этого ни сном, ни духом, узнаёшь, что имеешь отношение к еврейскому народу... Страсть к красивым рассказам о своей прошлой жизни, когда уверен (но, увы, уверен не на сто процентов), что ты очень далеко от прошлых знакомцев, и никто-никто тебя не разоблачит... Сейчас мне абсолютно легко говорить об этом, но пока читала - легко не было. Ну и собрать волю для написания отзыва тоже пришлось, даже сначала написала на книгу, прочитанную позже, чего обычно не делаю.
Но достаточно исповедей, перейдём к книге. Это абсолютный, с моей точки зрения, чемпион среди историй о взрослении. Я могла бы поклясться, что книга автобиографична, если бы не прочитала биографию Пиперно и не выяснила, что возможны только некоторые реальные моменты. И самый главный из них - семья смешанная, родители из разных конфессий.

Небесам известно, как я мечтал иметь музу на высоте муз обожаемых мной литераторов: собственную Элизу Шлезингер или Матильду Висконтини Дембовски. Но ее рядом не было. Даже Франческа, как доказывал мой неуклюжий рассказ, не смогла меня вдохновить. Моей музой была семья. Темной, строптивой, с которой мне никогда не поладить. Разница между жизнью, которой я жил, и той, о которой мог написать, заключалась в этом: литературный вымысел дарил мне неожиданную возможность если не рассказать всю правду, чем бы это мне ни грозило, то по крайней мере перестать ее замалчивать.

Через сорок лет после начала событий книги тогдашний тринадцатилетний мальчишка, ставший известным писателем, рассказывает историю своей жизни и своей семьи, а если точнее - двух семей, потому что оставшись один, он вдруг становится ... евреем. Да, его мама была еврейка, порвавшая со своей семьёй и вышедшая замуж за ханаанея, из чего всё-таки, невзирая на большую любовь - а что ещё могло её сподвигнуть? - ничего хорошего не вышло...

Словно кто-то в насмешку проклял их, не позволяя радоваться в унисон: если ему было хорошо, она была вынуждена страдать; если она улыбалась и вела себя непринужденно, он мрачнел. Они словно были обречены вечно меняться ролями и не могли избавиться от заклятия, при первой же возможности перебрасывая друг другу отравленный мяч скверного настроения.

Через двадцать лет Габриелла решается восстановить отношения с родственниками. Страсти перекипели, даже её мужа готовы принять не то чтобы с распростёртыми объятиями, но более-менее. Именно тогда мальчик впервые узнал, что существует обширная родня, более того - богатая родня, в то время, как их семейство в долгах по уши. Парнишка, только-только вступивший в жёсткий пубертат, у которого полно телесных проблем, просто ошарашен и, конечно же, делает странные выводы:

Не то чтобы я теперь понимал намного больше, однако картина начинала вырисовываться, а рядом с ней – элементарный, пугающий силлогизм:
Все жители Израиля евреи.
Моя мать еврейка.
Мама – жительница Израиля.

Но красивая, беззаботная, как ему показалось, жизнь ему очень приглянулась. И, повинуясь законам пресловутого сложного переходного возраста, парень становится дома просто невыносимым:

Вечером, зная, что я их обожаю, она разморозила и приготовила отбивные с картошкой, а в благодарность за ужином получила дополнительную порцию моего плохого настроения, ответов сквозь зубы и прозвучавшее поспешно и невежливо пожелание спокойной ночи.

А ведь на самом деле он очень любит и маму, и папу, но разрывается от невозможности найти своё сбалансированное место между ними, и это очень сложно...

Я попал в замкнутый круг: чем лучше я понимал маму, ее доводы, тем больше чувствовал себя виноватым. Чем больше я чувствовал себя виноватым, тем больше ненавидел маму и жалел отца. Чем больше я его жалел, тем больше стыдился и тем лучше понимал ее. Как из этого вырваться?

Весь семейный уклад заставляет мальчика превращаться в этакого "attor giovine, вынужденного каждый божий день напяливать яркий сценический костюм." Ещё ярче этот костюм становится, когда мальчик остаётся один и начинает жить с маминым дядей Джанни Сачердоти - бонвиваном, щёголем, крутым адвокатом и на самом деле хорошим человеком, который вдруг увидел возможность испытать отцовские чувства - у него никогда не было своих детей. Но даже обеспеченный всем, отданный в частную школу мальчик - по-прежнему одинок. Не помогла избавиться от одиночества даже любовь, болезненная и страстная, неуклюжая и даже в какой-то мере извращённая (Франческа - его кузина, хоть и не очень близкая по степени родства), более того - именно эта любовь оставит его потом одиноким на всю жизнь...

Одиночество – это не выбор. Это несчастный случай, который не предполагает душевного роста или нравственного совершенства.
Зовите его свободой, если хотите, но знайте, что это бессмысленная, безумная, никуда не ведущая свобода.

Одним словом, если вы не боитесь очень эмоционально насыщенных текстов большого объёма (в книге чуть больше 500 страниц), прочитать это стоит.
Напоследок - ряд цитат, которые, как мне кажется, прекрасно отражают и позицию автора по вопросу "легко ли быть молодым?", и отличное сравнение атмосферы дня сегодняшнего со временем детства героя:

Мой виртуальный гарем мог соревноваться с гинекеями эмиров и поп-звезд, хотя, учитывая мою извращенность, скорее отсылал к темной византийской мудрености. То, что сегодня клеймят как “сексизм” и на что так любят обрушиваться средства массовой информации, было моим привычным состоянием.

Где-нибудь в расщелинах ада есть круг, где томятся уклоняющиеся от ответа дети: пропахшее серой место пытки, где ватаги неблагодарных сопляков искупают вину, заключающуюся в том, что на настойчивые расспросы родителей они слишком часто отвечали скомканно и холодно.

Впрочем, в то время в моду еще не вошло лицемерие, с которым в наши дни сознательный журналист, якобы гарантируя соблюдение прав, снисходит до того, чтобы называть признавшегося преступника “вероятным” убийцей.

Ну а нашёл ли герой ответ на вопрос, кто виноват? Кто виноват, что он не стал музыкантом, что его мама умерла молодой, что жизнь сложилась вот так, а не иначе?..

Большинство людей совершают ту же ошибку. Все время спрашивают себя: кто виноват? Словно за всем, что не получается, что не складывается в их жизни, за всеми их бедами кто-то стоит. Ни разу не спросят себя: а вдруг это я виноват? А лучше так: вдруг никто не виноват? Так вышло.