4.5

Про Бойцовский клуб уже все сказали

Это второй, на минуточку, роман автора. И задумка, которой сейчас никакой писатель не удивит аудиторию, по тем временам — просто бомба, согласитесь? Мы сейчас привыкли к всевозможным литературным вывертам, современные авторы соревнуются, как бы ещё огорошить читателя, какой ещё твист изобрести, а повесть Достоевского написана сто восемьдесят лет назад!

Мне непросто далось вхождение в сюжет, потому что персонаж Голядкин очень уж мельтешит — мельтешат его мысли, слова, действия. Это, на самом деле, и есть о нём — перебирание ножками, трусца, быстрая бессвязная речь,  стремительность поступков, которые ни к чему особенно не приводят, фоновая тревожность, которая нарастает с каждой страницей. Конечно, современная психиатрия немедленно пришла бы на помощь с нужными диагнозами ещё на первых страницах книги, но у Достоевского «доктор едет едет» далеко не сразу. ))

Эта повесть отправится на мысленную полочку «любимое у Достоевского».

Во-первых, Петербург. Я проживаю каждую букву каждой строки этого текста:

Ночь была ужасная, ноябрьская, — мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных родов и сортов — одним словом, всеми дарами петербургского ноября. Ветер выл в опустелых улицах, вздымая выше колец черную воду Фонтанки и задорно потрогивая тощие фонари набережной, которые в свою очередь вторили его завываниям тоненьким, пронзительным скрипом, что составляло бесконечный, пискливый, дребезжащий концерт, весьма знакомый каждому петербургскому жителю. Шел дождь и снег разом. Прорываемые ветром струи дождевой воды прыскали чуть-чуть не горизонтально, словно из пожарной трубы, и кололи и секли лицо несчастного господина Голядкина, как тысячи булавок и шпилек. Среди ночного безмолвия, прерываемого лишь отдаленным гулом карет, воем ветра и скрипом фонарей, уныло слышались хлест и журчание воды, стекавшей со всех крыш, крылечек, желобов и карнизов на гранитный помост тротуара. Ни души не было ни вблизи, ни вдали, да казалось, что и быть не могло в такую пору и в такую погоду.

Во-вторых, конечно, это повесть-перфоманс, при взаимодействии с которой читатель оказывается вовлечён в происходящее, погружается в сознание героя и вместе с ним идёт ко дну. Даже когда читатель уже всё понимает, динамика развития сюжета такова, что растождествиться с несчастным Голядкиным невозможно.