5

У этого ведущего (и недостаточно известного публике!) российского историка, можно найти и совсем актуальные вещи, например, про сегодняшний кризис: «Очень часто кризис понимается как условие «качественного скачка», то есть революция в марксистском её понимании, обеспечивающая некое поступательное движение. На самом деле, такой взгляд может оказаться иллюзорным: революция, «запрятанная» в системный кризис, само по себе обеспечивает лишь цикличность движения – прогресс обеспечивается на антропологическом уровне».
А вот Валерия Соловья он критикует не вполне корректно, заявляя, скажем, что не понимает, что такое успех в истории, если цивилизация все равно склонится к упадку. Да, неужели? Нет успеха ни у культур, ни у отдельных людей, ибо все,в конце концов, умрут? А если проще: вот римляне были успешны, а галлы, все-таки, нет, ибо Цезарь их убивал и продавал в рабство. Можно, конечно, мерить не в «цезарях», а, допустим, в «овидиях», но и тогда успех от неуспеха отличить можно. Россия была успешна и на бранном поле, и в создании великих шедевров культуры – в нашем состоянии в это даже не верится – и вот: что-то случилось. Что!? И чем всё может обернуться?
Не сам ли Булдаков проницательно пишет об этом:
«Либо самоуправленческие элементы демократии начинают органично встраиваться в империю, либо она рано или поздно становится жертвой нравственного, а затем и управленческого коллапса… Строго говоря, империя живуча потому, что представляет собой наиболее естественное воплощение психологии власти-подчинения – даже когда империю проклинают, императоров превозносят».
«Мир становится не просто информационно тесен и информативно вздорен, но и повально суеверен. Различные формы конфессионально-этнического экстремизма - это всего лишь побочный продукт нынешнего этапа глобализации, основные уродства которой связаны с претензиями на культурно-информационый гегемонизм. Тупая агрессивность последнего приводит к тому, что социальная энергетика традиционализма (не без помощи плохих эпигонов старой русской интеллигенции) приобретает деструктивные, а не креативные формы. Так было и остается в России – здесь всё ещё верят, что «они» погибнут, а «мы» воспрянем.
«Синкретичное сознание воспринимает Господа как неусыпного стража «свернувшейся» по принципу обратной перспективы истории. Поэтому идея «отеческого правления» и «застойного» существования одинаково понятны и ничтожным подданным большой империи, и их консервативным правителям. Отсюда и признание «семейной» природы извечного деспотизма власти. Правитель держать всё «под контролем» - и естественному ходу вещей он изначально не доверяет; его подданные, в конечном счете, рассчитывают на него одного».
«В системном кризисе империи можно условно выделить уровни или стадии его протекания: этический, идеологический, политический, организационный, социальный, охлократический, реакционный» …
Через все эти этапы Советский Союз старательно и прошел.
Российские государственные идеалы имеют в действительности поразительно заземленноё (иногда чисто прикладное) происхождение. Пресловутая соборность – суррогат государственности, в которой права самодеятельных граждан подменены обязанностями верноподданных. В результате подмены со временем возникает с одной стороны, слой романтичных холопов, с другой – дубинноголовых бюрократов, не способных различать ни пластики российских пространств, ни течения исторического времени, ни самих людских душ. Из тех и других складывается хор аллилуйщиков, чей «патриотизм» поразительно точно совпадает с устремлениями власти. В хозяйственном отношении по современным понятиям империя крайне неэффективна. Но именно эта ее чета в сознании подданных способна трансформироваться в миф об уникальном имперском патернализме. Как бы то ни было, империя и миф нераздельны».