5 Одиночество, сшитое с чужим

Хочется отдельно сказать о том, что я влюбилась в язык Лэнг и получила настоящее удовольствие, удовлетворение, радость читать и распутывать эти витиевато-трогательные, но совсем не эклектичные предложения, сочетания слов и букв, которые в палитре цветов были бы нежно-голубыми, как тень за Уорхолом на картине Элис Лин — последней картине, о которой упоминает Лэнг в своей книге.

И все же, столько разных граней у одиночества. Одиночество подглядывающего и того, за кем подглядывают на картинах Хоппера. Одиночество боязни произнести слова, быть услышанным, раскрытым, сквозящей в искусстве Уорхола. Одиночество стигматизированного, выброшенного за границы нормы у Войнаровича. Чистое, бесконечное одиночество эскапизма в воображаемое в рисунках и фантазиях Дарджера. Одиночество болезни Клауса Номи. А еще одиночество смерти, одиночество расизма, одиночество ненависти и страха, одиночество отчуждения и изгнания, одиночество потери и утраты.

Эта книга — возможность сшить личное одиночество с одиночеством другого, восстановить свою целостность, «возясь с вещами, сотворенными другими людьми, медленно впитывая через это соприкосновение, что одиночество, томление не означают, что у человека ничего не получилось, — они означают, что он жив».

Прикоснуться к чужому опыту всегда полезное и жизнеутверждающее занятие. Убедиться, что твое одиночество — оно не только твое, но и общее, для каждого, впрочем, особенное, имеет терапевтический, исцеляющий эффект. И итог этой книги прост и примитивен, но от этого не менее правдив и точен — важно быть добрее, оставаться открытым и чутким. Ведь «мы в этом вместе — в этом накоплении шрамов, в этом мире предметов, в этом физическом временном раю, какой часто похож на ад».

источник