4 "Не благодарите меня. Во мне нет ни любви, ни доброты."

Часто я садился к письменному столу, на котором лежали листы бумаги, но в голове у меня была абсолютная пустота.

Вот с таким примерно ощущением села писать отзыв... Книга ужасная. Книга странная. Книга изумительная и запоминающаяся. То есть - качели, если не американские горки, и что-то внятное сказать про неё вряд ли мне под силу. Поэтому предупреждаю: если вас пугают отзывы, из которых ничего про книгу не поймёшь - не тратьте время)).
Начну с того, что максимально размазана в книге локация - Большой город, Маленький город, Другая страна, иностранная армия, другая иностранная армия - и просто нет шансов не понять, где всё происходит, особенно с учётом происхождения швейцарской франко-говорящей писательницы. И время тоже абсолютно ясное - Вторая мировая и после. Если я не ошиблась в определении главной идеи, то книга глубочайше антивоенная, примерно вот так, как говорит одна из мелькнувших на страницах женщин:

Вы, как только война кончится, — все герои. Умер — герой. Выжил — герой. Калека — герой. Оттого вы, мужчины, ее и выдумали. Это ваша война.

Время страшное, жестокое, и особенно трудно в такие моменты детям. Особенно, если мать привезла и оставила их у бабушки - вроде там безопаснее. НО:

Мы зовем ее Бабушкой.
Люди зовут ее Ведьмой.
Она нас зовет «сукиными детьми».

Первая часть книги - вроде как записи в толстой тетради двух близнецов, настолько близких, что они - просто "они", без имён и уточнений. Им лет по 9-10. Естественно, что их дневник стилистическими тонкостями не блещет. Зато он просто перенасыщен жестокими сценами, свидетелями или участниками которых пришлось быть детям, в том числе разнообразнейших сексуальных извращений, включая зоофилию.
После войны ребята оказываются разлучёнными: один перешёл границу, второй остался в бабушкином доме. И я лично довольно долго не чувствовала подвоха: а было ли их двое или это из детских фантазий - выдуманный брат, навроде Карлсона? Так и не выяснилось, во всяком случае, по моему мнению.

Так я смог купить бумагу, карандаш, резинку и толстую тетрадь, в которую я записывал свою первую ложь.

Лукас, который, возможно, вовсе и не Лукас, Клаус, который, вероятно, не Клаус - имеем ли мы дело с душевной болезнью? С раздвоением личности? С буйной фантазией? Как бы то ни было, читать книгу сложно из-за её нарочито топорного языка. Чтобы не быть голословной - пример диалога:

Лукас говорит:
— Ты мой сын. Я не хочу других детей. Он показывает свою забинтованную руку:
— Знаешь, ты сделал мне больно? Мальчик говорит:
— Ты тоже сделал мне больно, только ты этого не знаешь.
Лукас говорит:
— Я не хотел делать тебе больно. Я хочу, чтобы ты понял одну вещь, Матиас: единственный, кто мне дорог на свете, — это ты.
Мальчик говорит:
— Я тебе не верю. Одна Ясмина любила меня по-настоящему, и она умерла. Я тебе много раз это говорил.

Постоянное настоящее время, не безграмотные, но какие-то эмоционально ровные, рубленые фразы - всё сложно. И при этом книга не отпускает, вызывая подспудное желание понять, что вообще происходит, а когда понять не получается - некий душевный ступор... Однако вопрос "что это было?", часто задаваемый в конце непонятых книг, у меня не возник. Мне показалось, что я поняла, что хотела сказать писательница, и вот квинтэссенция смысла:

Слово «любить» — это не надежное слово, ему не хватает точности и объективности.

Кто как может, то так и любит. Кто как умеет, так и живёт. Или выживает...