2.5 «В котловинах и впадинах памяти»

Почему-то очень долго я не могла написать рецензию: как будто не хотелось снова возвращаться к тому, что было прочитано, и вновь это все переживать. Но все-таки нужно оставить впечатление для себя в будущем, да и разложить мысли по полочкам.

Никогда прежде я не читала Набокова — как-то не попадал он в список авторов, с которыми непременно хочется познакомиться, да и в играх и советах он тоже не мелькал. Но я всегда подозревала, что у него интересный слог, потому что об этом многие говорят. Но я не представляла, что настолько. Поначалу все его словоформы и завороты предложений казались очень занимательными, мне нравилась практически каждая фраза. Хотя нет, скорее то, как мастерски Набоков играет словами и лепит из них то, что нужно ему — это большой талант. Ближе к середине книги я стала уставать от этих бесконечных шарад и словоблудия, мне хотелось уже как-то читать без дебрей — хотя в целом все это не мешало именно читать. Потом же я уже как будто полюбила этот набоковский стиль и даже решила для себя, что почитаю у него еще что-то, но дозированно, потому что запоем его читать не получается как раз-таки из-за этих мысле- и словоформ. Но в целом у него есть такие фразы, которые так бьют прямо в сознание и иногда в сердце, что перехватывает дыхание — и этого у Набокова не отнять.

Сложнее всего мне оценивать книгу по существу и сюжету: для меня в любой книге должен быть какой-то урок, вывод, факт понимания проблемы героем — что угодно, лишь бы было понятно, что написано не ради текста, а ради чего-то большего. Здесь же — больные фантазии и размышления психически нездорового человека, который не приходит ни к какому выводу относительно своего поведения — да и как, если для него все происходящее в порядке вещей? И поэтому в этом плане книга не несет для меня никакой полезности — и оценивать мне это сложно.

Гумберт мерзкий, умный, обаятельный, хладнокровный манипулятор, и можно очень многое сказать о нем, но почему-то даже и не хочется лишний раз к нему возвращаться: об этом было сказано многое и до меня, и будет сказано после. Единственное, что поражало всю книгу — то, как он пытался втереться к доверие к читателю и искренне иногда сам верил в то, что врал (эти его присяжные-заседатели). Все его размышления относительно Лолиты и сексуальных отношений с ней — непередаваемая мерзость, иначе не скажешь, поэтому точно не стоит еще одного упоминания.

Смотри, у меня тут есть ученая книжка о девочках. Смотри, моя крошка, что в ней говорится. Цитирую: “нормальная девочка” – нормальная, заметь – “нормальная девочка обычно прилагает все усилия к тому, чтобы понравиться отцу. Она в нем чувствует предтечу желанного, неуловимого мужчины” (“неуловимого” – хорошо сказано, клянусь тенью Полония!). Мудрая мать (а твоя бедная мать стала бы мудрой, если бы осталась в живых) поощряет общение между отцом и дочерью, ибо понимает (прости пошлый слог), что девочка выводит свою мечту об ухаживании и замужестве из общения с отцом. Но что именно хочет сказать эта бодрая книжка словом “общение”, какое такое “общение” рекомендует она? Опять цитирую: “Среди сицилийцев половые сношения между отцом и дочерью принимаются как нечто естественное, и на девочку, участвующую в этих сношениях, не глядит с порицанием социальный строй, к которому она принадлежит”.

Я искренне не понимаю людей, которые видят в этом историю любви. Это история о больной привязанности больного человека к ребенку, который по огромному ряду причин (равнодушная мать, ее пример поведения с мужчинами, плохая компания раскрепощенных девочек, уродский отчим, который иногда смел искренне верить в то, что он Лолите папа) не мог в этом возрасте действительно понимать, к чему все это может привести. А человек этот просто воспользовался этой девочкой, и говорить о том, что она совратила его сама — преступно в огромной мере. То, чему она научилась от него — лишь результат его же поступков, но никак не ее личная инициатива. И возвращаясь к любви: не было ее и в помине, лишь нездоровое сексуальное желание, вожделение. Но есть мнение, что Гумберт мог и поверить в свою любовь, однако это не значит, что она была на самом деле — не верю, нет, нет и нет.

Искренне считаю, что нельзя ставить эту книгу на полку с любовными романами и вообще хоть как-то романтизировать происходящее. Если у вас вдруг это получается — обратитесь, пожалуйста, куда нужно, это нехорошо. А если вдруг вы считаете виноватой Лолиту, которой взрослый мужчина испортил жизнь, научив лишь тому, как не надо, я искренне вам сочувствую — тяжело жить с таким мировоззрением.

Я вовсе не преступный сексуальный психопат, позволяющий себе непристойные вольности с ребенком. Растлением занимался Чарли Хольмс; я же занимаюсь растением, детским растением, требующим особого ухода: обрати внимание на тонкое различие между обоими терминами. Я твой папочка, Ло.

По итогу: понравился слог и было любопытно побыть в шкуре педофила (ведь именно для этого мы и читаем книги — чтобы надеть чужую личину), да еще и такого, который сам мечется от самобичевания до себяпрощения чужими глазами. Но вот мне не хватает урока, который был бы вынесен участниками событий: для меня это книга ради книги, просто потому, что Набокову пришла такая идея.