1.5

Я понимаю, что надо уважать право людей на точку зрения, отличную от моей, но за читателей, считающих, что «Не уходи» - это роман о любви, мне страшно. Да, мы часто ошибочно называем любовью чувство, которое не всегда долготерпит, всё прощает и всё принимает; в любовь мы нередко записываем буйную, противоречивую страсть с ревностью. Но то, что рассказала Маргарет Мадзантини, никоим образом не может быть любовью, хоть и преподносится именно так.

Прежде всего, потому что всё началось с изнасилования Италии Тимотео в её квартирке. Сейчас, в двадцать первом веке, я думала, уже все отчётливо понимают, что насильственный акт - это не акт любви, страсти, это акт унижения. Насильником не движет похоть; он чувствует похоть от возможности надругаться над более слабым, от беспомощности своей жертвы, от самого насилия, наконец. Тимотео презирал Италию; он считал её убогой и уродливой, у него вызывала отвращение её нищее жилище. Тем не менее, он регулярно наведывается к ней, чтобы в очередной раз овладеть её телом, грубо, как животное. Ему нравится беспомощность Италии, её одиночество; ей некому пожаловаться, за неё некому заступиться. А также ограниченность, нищета, сломленный дух этой женщины позволяет Тимотео, ничтожному как мужчине, почувствовать себя значительным, вырасти в её глазах из мучителя в царя и бога.

Да, Тимотео ничтожен как мужчина: это автор, вольно или невольно, отразила даже в его недостаточно мужественной фигуре, внешней блёклости. Он хороший хирург, богатый человек, но среди женщин не успешен. Жена, блестящая женщина, вышла за Тимотео замуж из соображений выгоды; он сам её сердце и разум оставляет холодным, потому что не может такой, с позволения сказать, мужчина впечатлить женщину такого уровня. И вот, он вторгается в жизнь уборщицы Италии, некрасивой, не один раз сломленной, одинокой, нищей духом, кошельком, психикой. Тимотео будто защищается перед самим собой фактом, что он - не первый насильник своей любовницы. Но в таком случае он добивает давно поверженную, многажды избитую, изломанную женщину, бьёт лежачую. Бьёт, потому что может. Проводит с ней время лишь потому, что Италия - не его свободная, самодостаточная жена, которая не позволит себя так унизить, не позволит распоряжаться собой кому-то другому. С Италией можно развлекаться, выпускать наружу все свои пороки, и не нести за свои поступки никакой ответственности. К сожалению, женщина привыкла к подонкам и унижениям настолько, что Тимотео среди встреченных ей мерзавцев оказался лучшим человеком, и случилось нечто вроде стокгольмского синдрома. А может, Италии нужно было быть к кому-то привязанной...

Роман представляет собой мысленную исповедь Тимотео его семнадцатилетней дочери Анджеле, в это время висящей между жизнью и смертью. Долгие часы операций главный герой рассказывает о том, как до рождения дочери он изменял её матери с несчастной из трущоб, как упивался своей властью над ней и как при его участии оборвалась её пустая, трагическая жизнь. Нашёл, о чём вспомнить в такие часы, конечно. До конца романа во мне свербила надежда: может, Тимотео всё же решит, что муки дочери ему посланы за муки Италии, к которым он приложил руку, решит, что это воздаяние свыше за его подлость, трусость, мерзость... Увы, он только заявляет, что помнит лишь зад своей маленькой дочери. От этой инцестуальной детали, от того, о чём Тимотео вспоминает, пока его дочь борется за свою юную жизнь, гадкие мурашки ползут по телу. Тимотео чувствует что угодно, но я не могу назвать это муками совести и раскаянием.

Всем, в чьей жизни Тимотео остался, крупно не повезло. Он - трус, подлец, безнравственное ничтожество, которое до поры до времени свою суть прячет из соображений собственных безопасности и комфорта. Но как только появится нужный момент... В каком-то смысле повезло Италии.

Единственное достоинство «Не уходи» - лёгкий, достаточно приятный слог. Спасибо Маргарет Мадзантини и переводчику с итальянского. Что же до сюжета, то здесь происходит не просто перемешивание густой чернухи с буржуазными блёстками, здесь происходит опасная подмена понятий. К сожалению, таким продуктам массовой культуры верят и покорно рассматривают любовь в подлом изнасиловании не единожды сломленной женщины и в её стокгольмском синдроме.