5

Проснись, Нео...
Матрица имеет тебя...

Повесть Владимира Шлифовальщика «Боевые искусства Ветрогорья» — не то, чем кажется в начале, и даже в середине. Читавшие часто сравнивают ее с фильмом братьев сестер Вачовски «Матрица». Так что, вынося знаменитую фразу из этого фильма в эпиграф, я не оригинальничаю, а лишь присоединяюсь к последним. Тем более что цитата эта ни сколько раскрывает суть истории, сколько указывает на ее общность с фильмом. И это — единственный «спойлер», который я себе позволю здесь. Но как же рассказать о повести, и не раскрыть интригу? Очень просто: начать ковырять текст на предмет плохо замаскированных роялей, прописания характеров, раскрытия пластов (что бы это ни означало), упущения автором возможностей увеличения художественной ценности произведения, композиции, фокальности и прочей архитектоники. Но, как однажды сказал известный тезка автора повести по совсем другому поводу, мы пойдем другим путем.

Я хотел бы сказать здесь о поднятой товарищем Шлифовальщиком в повести проблематике.

Человек. Функция. Человек-функция. Кто сегодня существо именуемое человеком, и каковым оно станет завтра? Каково место человека в современном мире? Кто создатель современного мира? — человек, или человек-функция, или функция вставшая над человеком? Где грань между человеком-творцом, осознающим свои действия, реализующим в акте творчества свои творческие потенции и человеком-функцией, ничего не решающим винтиком в машине, прутиком в связке? — Это верхний уровень из вопросов, встающих перед читателем. Вопросы эти ядовитыми пятнами проступают на полотне «фэнтезийного» на первый взгляд текста. Как сказано в одном сборнике фантастических рассказов, имеющий глаза да увидит.

За верхним уровнем следует нижний, в котором за вопросами, поднимаемыми в философии вот уже полтора века как, следуют другие, более личные, и оттого более страшные, касающиеся каждого читателя непосредственно. Тут читатель и вспоминает «Матрицу», над произведением повисает незримый дух Морфеуса, сидящего в кресле посреди пространства загрузочной программы.

Вот только нет в повести своего Морфеуса, нет Нэо, нет Тринити и даже Пифии нет. И в этом заключается подлинный ужас произведения. В повести есть «хэппи-энд», делающий ее по-настоящему страшной. И это вам не ужастики про зомби, пришельцев и всякую нечисть! Чтобы ощутить этот страх, читателю потребуется интеллект, а не богатое воображение.

Вот, собственно, и все, что я хотел сказать о «Боевых искусствах».

Источник