3.5 Спойлер Искусство причинять боль

Впервые я познакомилась с творчеством Рю в тринадцать лет. Я читала всё, до чего могла дотянуться, а вкусы моей лучшей подруги (которая снабжала меня литературой) в свою очередь формировали тренды её продвинутого лицея. Паланик. Рю Мураками. Коэльо. Гавальда. «Дети из камеры хранения» и «Дети станции ZOO». Я читала и не понимала, что такого притягательного раз за разом можно было находить во всей этой грязи.

Содержание произведений Рю Мураками в целом достаточно скандальное. Он мастер описывать свойственные людям пороки и психологически вскрывать причины их возникновения. Он никогда не стесняется «грязных» тем, во всех подробностях описывая внутренности андеграундного движения. Его роман «Все оттенки голубого», который мне пришлось перечитать для ДП-2022, так и остался худшим из прочитанного мной ВООБЩЕ. Так что и в этот раз аннотация меня ужаснула. Что может быть страшнее, чем желание убить своего ребёнка? Но судьба в виде авторского пера сталкивает двух травмированных взрослых, выводит их на конфликт. Сублимируя свою внутреннюю боль в творчество и разрушение (включая самоповреждение), герои лишь делают хуже. Их никто не научил справляться с внутренними монстрами, а вот мы при знакомстве с такими историями обретаем силу не дать этим монстрам появиться на свет.
При чтении возникают чёткие картинки: нарисованные в стиле классической манги чёрно-белые страницы с красными пятнами крови. Это говорит о мастерстве автора, точности его описаний. Главные персонажи оживают на страницах романа вместе со своими психотравмами.

Основное действие разворачивается после захода солнца. Ещё со времён приюта для детей, подвергающихся насилию со стороны родственников, Кавасима начал рисовать. Он изображал всегда одно и то же: длинная узкая дорога, освещённая луной. Что значила для него эта луна? Желание убийства всегда наступало ночью. Особенно яркие после встречи с женщинами, похожими на его мать.

– ... моя мать… она смазала мне руку аммиаком… а однажды предложила сделать татуировку… и взяла карандаш… заточила его… с твердым грифелем, 4Н или 5Н… действительно острый… и стала колоть меня в руку…. и в ногу… и била меня молочной бутылкой… и за уши дергала… и по пальцам веревкой… и горящей сигаретой жгла… или иголкой прямо в глаз… ей все равно…

Когда после рождения дочери его настиг очередной приступ, он решает убить проститутку. И очень тщательно начинает к этому готовиться. Кавасиму преследует желание все документировать, ему жизненно необходимо (он получает от этого удовольствие) вносить записи в блокнот. Возможно, страх быть пойманным вступает в конфликт с желанием оставить себе напоминание о содеянном. Он знает, что записи легко могут расшифровать.
Конфликт случается в тот момент, когда проститутка оказывает сопротивление. Потому что она носитель той же детской травмы, не дающая ей покоя. Если для Кавасимы триггером является напоминанием о матери, то для Тиаки – это мужчины, похожие на её отца.

Это был мой отец. Он любил делать непристойности. Когда я была в начальных классах, он даже велел мне не мыться. «Я очень люблю тебя, Тиаки. Поэтому хочу слизывать всю грязь с тебя сам. Это будет приятно, бояться нечего. Только не говори об этом никому...»

Агрессия мужчины направлена во вне (на кого-то – нож для колки льда, любой другой нож), агрессия женщины во внутрь (на себя – ножницы , металлический штырь пирсинга). Автор не даёт оценки своим героям, он просто показывает как детские травмы формируют личность человека.

Никто не выходит из этой схватки победителем. Кавасима остаётся без глаза. То есть наполовину слепнет, а мы знаем, что «Это был величайший страх Кавасимы, то, чего он боялся больше смерти, – потерять зрение или слух из-за какой-нибудь болезни или вследствие какой-либо катастрофы», а Тиаки прокалывает второй сосок. «Тиаки верила, что если выбрать что-то болезненное, принять боль и оставить, как символ ее что-нибудь прекрасное в своем теле, значит, стать сильнее». Метафора заключается в груди как символе женственности. Получается что она завершает цикл.

«Значит, я так и не убил ее». – подумал он.