5 Где тут у вас погреться можно?

Иногда читая классиков я задаюсь вопросом, а что, подавляющее большинство их НЕ читает? Иначе чем можно объяснить, что спустя столько лет и столько написанного и рассказанного человечество с поразительным упорством продолжает топтаться на всё тех же граблях?

Основная тема этого огромного романа - бесконечное создание видимости. Видимости деятельности, мнимой аристократичности и даже видимости чистых и благородных порывов души.

Читаю Диккенса и горько усмехаюсь - ничего не изменилось, НИЧЕГО. Ну разве лишь костюмы, в которые рядятся действующие лица, и способы донесения информации до масс.

Монументальное судебное дело «Джарндис против Джарндисов», разбирающееся в Канцлерском суде уже на протяжении 50-ти с лишним лет и сведшее с ума, убившее и потрепавшее нервы ни одному поколению истцов и ответчиков не только высмеивает тогдашнюю судебную систему Англии, но и напоминает мне продолжающую по сей день вертеть колёса бюрократическую машину.

Для приведения личного примера начала писать о деле, которым мне пришлось заниматься, начала с мысли, что вот недавно, а потом осеклась. Осеклась, потому что на самом-то деле давно, два года тому назад. Так вот, два года тому назад мне пришлось заниматься делом, в котором и истцом и ответчиком была я. А решала я вопрос о подтверждении своих прав с точки зрения закона, прав, в которых до этого 14 лет не сомневался никто. При этом, никто и два года тому назад не засомневался, просто "ну так надо". Как грится, dura lex sed lex. Хождения мои по бюрократическим мукам длились, конечно, не 50 лет, а всего 8 месяцев, однако даже этот небольшой срок настолько неприятно отпечатывается в памяти, что потом при упоминании разбирательства, сколько бы ни прошло лет, так и будешь говорить о нём "недавно".

Я честно не знаю, с какими целями юридические аспекты нашей жизни так усложнены. Диккенс, кстати, тоже не знает

Главнейший принцип английской судебной системы сводится к тому, чтобы создавать тяжбу ради самой тяжбы на пользу самой себе

Но больше "судебной" составляющей книги, мне понравилось в "Холодном доме" описание других аспектов человеческой жизни.

Диккенс метко и зло высмеивает желание человека выставлять напоказ свою мнимую личность. Замечательная благотворительница миссис Джеллиби, радеющая за благополучие далёких африканцев, людей, которых они ни разу не видела, и в принципе не может быть уверена, достигает ли её кипучая деятельность цели, абсолютно невосприимчива к нуждам своей семьи. Личные её дети спят на холодном полу, чем-то там питаются. она не интересуется чем, в доме хозяйство ведётся никак, мужу грозит разорение, но... Всё это мелочи, по сравнению с проблемами Африки.

Однако миссис Джеллиби ещё не самая злостная благотворительница в этой книге, есть ещё и миссис Пардигл. Дама эта, несомненно полная благих намерений, занимается тем, что навещает жилища лондонских бедняков с тем, чтобы нести им свет божий. Полная уверенности, что беды все их состоят лишь в том, что они недостаточно веруют. Помощь её заключается в том, чтобы распространять среди неграмотных бедняков брошюрки слова божьего. При этом дама остаётся абсолютно глухой и слепой к действительным нуждам опекаемых ей людей. Дети её менее зачуханные, если сравнивать с детьми миссис Джеллиби, однако, состоящие в множестве благотворительных комитетах так же вынуждены жертвовать собой во имя маминых высоких устремлений.

Обе они напомнили мне к сожалению некоторых наших теперешних волонтёров, которые меньше интересуются нуждами своих подопечных, но больше увлекаются рассказами в СМИ и собственных социальных сетях какие же они молодцы.

Кроме рассказа о видимости благотворительности, Диккенс рассказывает о том, насколько важен внешний блеск, показывая читателю замечательного персонажа - мистера Тарвидропа-старшего. "Хороший тон" которого связан исключительно с его внешним видом и велеречивостью. Его превосходные манеры при этом сначала была вынуждена обслуживать жена, угробившая себя работой, а после сын и в дальнейшем и невестка. Сам же Тарвидроп-старший занят исключительно прогулками в великосветских местах, дабы поддерживать свою внешнюю репутацию и наводить, как сам он выражается "лоск...лоск...лоск". Читая о нём, думала: "Эх как же , чёрт возьми, не хватает тебе мобильного телефона с хорошей камерой и соцсетей, ты был бы невероятно популярным".

Так же из последних всех своих сил пытается держать марку и породистая семья Дедлоков. Многоуважаемый муж с достоинством и на расстоянии держит всех, в том числе и людей своего круга. Молодая и высокомерная жена создаёт впечатление непреступной ледяной высоты. Однако, семья имеет тайну, обнародование которой грозит почтенному семейству катастрофой. Которую конечно же обнародуют, и сделают это с аппетитом безжалостности смакуя подробности. Не от того, что нарушать общественные приличия возмутительно, не от того, что тайна настолько омерзительна, что её нельзя простить, ведь непосредственные её участники простят. А от того, что мерзкое желание показушности так неистово жаждет падения своих бывших приверженцев.

Ибо говорить о своих возвышенных стремлениях важнее, чем само стремление, разглагольствовать о "хорошем тоне" приятнее, чем действовать согласно его принципам. Крик о чужом позоре лучше всего способен заглушить тихий голос напоминаний о собственных грехах. А на фоне собственного благополучия так просто и приятно цокать языком в непонимании, от чего же так трудно в нищете содержать в порядке свой дом, свой внешний вид и не оскорблять творца и приличное общество своей ленью и нежеланием выбраться из бедности.

"Холодный дом" как символ бездушного общества, самого себе выдумавшего правила, в нагромождении которых способны затеряться самые тёплые чувства. Холодный дом так велик, в нём столько комнат, коридоров и анфилад условностей, что даже самый огромный и жаркий камин любви, принятия и сострадания бессилен отопить его и прогреть.

Кроме того, повествование Диккенс ведёт очень сложным и витиеватым языком. Наполняя каждое предложение уточнениями и разветвлениями. Наполняя настолько густо, что порою доходя до середины абзаца, теряешь нить, возвращаешься к началу. Иногда казалось, что фразу хочется потрясти, чтобы с неё ссыпалось всё, укрывающее её смысл. И это усиливает эффект представления, как просто удушить и похоронить крупицу смысла в искусственно наносном украшательстве, узаконивании, следовании условностям и правилам.

Однако как не распихивай хлам по углам, как ни накидывай на сломанные стулья покрывал и как не задёргивай давно не мытые окна плотными занавесками - всё это не уборка, лишь маскировка. И что бы перестать мёрзнуть в доме, его нужно топить, не единожды, а постоянно и, если уж он велик, то в каждой комнате)