4.5 "– Пиано... пиано... Ведь там «пиано» написано... Легче, легче!"

С легкой руки мирового, получившего письмо из Питера, разнеслись слухи, что скоро в Ефремово прибудет барин, граф Владимир Иваныч. Когда он прибудет, – неизвестно.

Приезд барина это, конечно, не так тревожно, как ожидание ревизора, но событие заметное для небольшого городка. По этой причине священник ефремовской Трехсвятительской церкви, отец Кузьма, маленький седенький попик в лиловой рясе, к прибытию дворянства и прочего высшего сословия попросил своего регента постараться. Так и сказал:

"Уж ты тово... постарайся, Алексей Алексеич... Сердечно прошу..."

И началась суетливая подготовка к встрече с высоким гостем.
Внешняя красота церковной службы во многом зависит от стройного пения и приятного раскатистого дьяконского баса. Такого дьякона, обладателя редкого могучего баса, в прежние времена могли специально приглашать на торжественные богослужения в разные храмы. Похожие эпизоды упоминаются у Шмелёва и Лескова. Но это в Москве или Санкт-Петербурге ходили слушать концерты, которые исполнялись перед причащением прихожан на литургии, а в небольшом городке, пусть даже там была не одна церковь, а несколько, плюс монастырь, а то и два, такой практики не наблюдалось.
Вот и легла вся тяжесть подготовки на плечи псаломщика и регента, обучающего церковному и светскому пению школьников. Почему-то только мальчики упоминаются в рассказе, девочек, видимо в хор не брали.
Беда в том, что Алексей Алексеич и дьякон Евлампий Авдиесов враждовали между собой. Каждый тянул одеяло на себя: дьякону хотелось продемонстрировать свой бас, совершеннейшую октаву, а регент заботился о стройности звучания и считал, что Авдиесов на зло ему ектению не в тон читает.
В центре рассказа репетиция, спевка. Спевка представлена со всеми подробностями, с описанием последовательности и названиями песнопений. Невозможно сдержать улыбку от доброй иронии, комичных сцен и диалогов, милой насмешливости, с которой Чехов описывает репетицию. Он так точно подмечает детали, рисует характеры, лепит образы, что оказываешься в роли слушателя и наблюдателя, и невольно проносятся в голове сравнения с тем, что приходилось наблюдать наяву. Мало, что меняется у певчих. Всё те же "то-то-ти-то-том...", "до-ми-соль-до!" и "А-а-а-а-минь!".

Вот как производятся спевки. В классную комнату, хлопая дверью, входит сморкающийся Алексей Алексеич. Из-за ученических столов с шумом выползают дисканты и альты. Со двора, стуча ногами, как лошади, входят давно уже ожидающие тенора и басы. Все становятся на свои места. Алексей Алексеич вытягивается, делает знак, чтобы молчали, и издает камертоном звук.
– То-то-ти-то-том... До-ми-соль-до!

Интересно отмечать автобиографичные моменты. Известно, что Антон Павлович Чехов в детстве обучался музыке и пел в церковном хоре с братьями, руководил которым их отец. Поэтому так впечатляет эффект присутствия на репетиции хора. С наибольшим сочувствием Чехов пишет о школьниках, дискантах и альтах, которым и скучно, и приятно то, что они поют во взрослом хоре. И когда поётся хорошо, слышна красота музыки, то замирают от восторга и слушатели и исполнители.
Особенно трогательно и смешно, с явной симпатией к герою, словно о близком родственнике или знакомом, Чехов пишет об Алексее Алексеиче.
Приезжает граф, слышны из графских окон звуки расстроенного рояля, отец Кузьма чахнет, дьякон ухмыляется, а регент... обижается.
Как обидели регента и как он примирился с дьяконом, об этом узнаем в конце небольшого рассказа.
Графа в рассказе словно и нет. Только ожидание его приезда, негармоничная мелодия из окна, да слова графа, пересказанные отцом Кузьмой и дьяконом Евлампием. Есть описание обедни, на которой он присутствовал, но самого графа Чехов не описывает. Он пишет о том, как себя ведёт и что чувствует регент на этой службе. При этом характер графа (или , как его называет дьякон, грахва), мы угадываем без сомнений. Пренебрежение графа ко всему, что кажется ему простецким, недостойным его высокого ума, на деле выглядит бесчувственностью и хамством. Что церемонится с простаками? Но граф явно проигрывает своим расстроенным роялем перед благозвучием бессознательно старающегося угодить не графу, а своему регенту (а по сути нужно брать ещё выше) мальчишеского хора.