4 Смерть от любви

"Искусство и там, где речь идет об отдельном художнике, означает повышенную жизнь. Оно счастливит глубже, пожирает быстрее. На лице того, кто ему служит, оно оставляет следы воображаемых или духовных авантюр; даже при внешне монастырской жизни оно порождает такую избалованность, переутонченность, усталость, нервозное любопытство, какие едва ли гложет породить жизнь, самая бурная, полная страстей и наслаждений."

Служители искусства и писатели - это отдельная каста людей, с очень своеобразной душевной организацией. Именно... Не столько с тонкой, сколько своеобразной и часто нам непонятной. Художник рождает, мы потребляем его плоды, и часто с превеликим удовольствием, если ему удаётся родить шедевр. А откуда он черпает вдохновение, из каких душевных недр? Ну конечно из своих! Но ведь творческие запасники тоже имеют свойство оскудевать и требуют пополнения, а иначе говоря - вдохновения. А что питает вдохновение? Много что - страдание, впечатление, путешествие, созерцание, любовь... И эта история о наполнении душевных недр одного сорокалетнего и утомлённого душой служителя пера.

У нашего главного героя сначала случилось путешествие, на которое его вдохновил случайный странник - прохожий, а затем нечаянная любовь. Путешествие привело его в Венецию. Я не была там никогда, и не хочу... Сколько бы не смотрела фильмов с её изображением, сколько бы не читала книг, где упоминается эта провинция Италии, ничего кроме неприятного чувства она у меня не вызывает. Интуиция меня никогда не подводит, поэтому я не буду даже пытаться испытывать её на прочность. Город на воде... Брр... Я не люблю воду, как кошки, а тут ещё она повсюду среди обветшалых домов, да с соответствующими ароматами. Ладно, речь сейчас не о моих пристрастиях. Писатель ищет там вдохновения, а находит любовь к красивому мальчику с ангельской внешностью.

Как это всё принять обычному читателю с традиционными наклонностями? Я не морщилась, ибо в рассказе описана любовь в начальной созерцательной стадии со всеми её проявлениями. Никакой пошлости в описаниях или непристойных фантазий у Манна нет, слава Богу. Поэтому я даже немного вжилась в шкуру этого зрелого писателя, понимая что он чувствует, находясь в состоянии одержимой страсти. Я не зацикливалась на том, что любовь эта не только однополая, но и к ребёнку почти. Его состояние воспринималось мною по большей части как любовь к чему-то прекрасному, красивому и вдохновляющему художника, который немного творчески исчерпался и находился в поисках прекрасного. Искал - нашёл... Услада для глаз, которая разжигала ему кровь и была недоступной, а потому особо притягательной. Например, таковой может быть любовь к актёрам или, скажем, любовь в социальных сетях... Стоит прикоснуться жизни и времени к таким чувствам и они испарятся, как облачка. В рассказе ни одной непристойной мысли при остальном красивом и глубоко философски - психологичном тексте писателя.

Тем не менее, некая болезненность меня окутывала всё время чтения... Венеция с её каналами и нездоровыми запахами, начинающаяся пандемия и одержимость страстью, которая замутняет человеку разум, притупляет чувство самосохранения и вообще хоть какого-то рационального мышления. Этот лихорадочный накал закончился логически ожидаемо и весьма плачевно. А может и нет? Может, это самая лучшая смерть для творческого заскучавшего человека - почти мгновенная, на пике страсти и любви при созерцании красоты, а не в тоске и долгих муках неизбежной старости...

"Счастье писателя — мысль, способная вся перейти в чувство, целиком переходящее в мысль. Эта пульсирующая мысль, это точное чувство в те дни было подвластно и покорно одинокому Ашенбаху, мысль о том, что природу бросает в дрожь от блаженства, когда дух в священном трепете склоняется перед красотой."