4 Вызов Импресарио-5. Новый уровень!

Перед зданием суда, где только что был вынесен неутешительный приговор Массачусетсу, стояли трое. Делакруа, Платон и Фёдор Михайлович. Для краткости назовём их Д., П. И ФМ.

Д. В закатном солнце это здание выглядит так возвышенно. Блокнотика и карандаша ни у кого нет?
ФМ. Вас, сударь, волнует красота внешняя, но реальность ужасна, здесь только что отдали негра обратно в рабство.
Д. Афроамериканца!
ФМ. Негра. Мы в 1854 году.
П. А есть разница? Он просто раб.
Д. Меня в дрожь бросает от этого слова, как вы – идеалист! – можете его произносить, да еще и по отношению к человеку. Не к ослу какому-нибудь. Хотя и его участь вызывает ужас.
П. Я идеалист древнегреческий. Вы мне сейчас, как этот Торо, будете рассказывать о невозможности рабства? Беседовать я люблю, но предмет нелеп. Есть свободные люди и есть рабы, это два разных вида и не в нашей власти нарушать законы природы. Рабство естественно.
Д. Вы страшный человек! Для вас естественно и пустить человека на колбасу?!
ФМ. Разве романтики не ратуют за возвращение к природе и мифам прошлого? Идите до конца, ешьте сердца врагов ваших. Приносите кровавые жертвы среди дольменов и менгиров.
Д. И съел бы и принёс! Вот добраться бы до этих так называемых судей, прихлебателей власть имущих! Уж я бы им задал! Взорвал и разорвал на части! Ради справедливости, свободы и человечности!
П. Вы истинный тороист. Личность против государства. Человек против политической системы. Вы считаете, что общество состоит из разумно взаимодействующих единиц. И если каждый будет нести в сердце свет, то общество станет светлым. Но человек несет в себе хаос, тени и тьму. Поэтому нам нужно государство, чтобы из хаотичной массы создать идеальную структуру.
Д. Да где же этот идеал?! Ведь всё прогнило и воняет! Ваше идеальное государство несправедливо и не желает этого видеть, ведь быть несправедливым выгодно. А любого кто посмеет заявить о человеческой совести, что выше дурных общественно-политических систем, ждёт осмеяние!
ФМ (потирая шею). Ждёт смертная казнь. Будем реалистами.
Д. Вы хотя бы пытались. А идеалисты в белых пальто и белых митенках стоят посреди свалки и не понимают, что заниматься своими обычными делами теперь уже никак нельзя. Да, я тороист! Сегодняшнее неправедное решение массачусетского судьи (о, кто он такой, этот низкий чиновник, не смеющий называть себя человеком!), провозгласившее, что рабство, это постыдное и невозможное в 19 веке явление, существует существует существует, это решение повергает нас всех в ад! И я кричу вслед за Торо «раньше я жил между раем и адом, но теперь я оказался в стопроцентном аду!»
ФМ. Вы очень громко кричите, вас не слышно. Наш друг Платон прав в том, что расслоение общества на богатых и бедных, хозяев и рабов, христиан и язычников – естественно. Это наша реальность, которую нужно принять и страдать. То есть принять и понять, я хотел сказать.
Д. Надо изменить себя и изменится общество!
П. И кто тут идеалист?..
ФМ. Эжен, ваш порыв понятен, но вы меряете других по себе. Вы со своим романтизмом и верой в человечного человека торчите, как ламбрекен на крыше уютной усадебки, а кругом раскинулся спальный район с простым конструктором из панельных коробок.
П. Ваше сравнение идеально!
Д. Вас ламбрекен раззадорил на восклицание?! А состояние судебной системы, государственная машина, насмешка над Конституцией, плевок в душу Свободы, попирательство прав человека – для вас пустой звук?!
П. Здесь человека можно было воскликнуть с большой буквы.
ФМ. Вы ёрничаете.
П. Я защищаюсь. Жить с обнажённой душой и переживать боль постороннего раба, как свою, может не каждый. В моё время, древнегреческое, мне это как-то и в голову не приходило. А сейчас начинает... обрушиваться, что ли. Я всё-таки идеалист, мне вроде как должны быть близки высокие идеи. Я только сейчас начал осознавать, что высокие идеи могут касаться низкого раба.
Д. Вас слушать невозможно! Как будто осознали, но высказываетесь, как... как... Как Осёл! С большой буквы.
ФМ. Послушайте, но Торо тоже ведь не идеален. Он больше переживает за общество, в котором ему приходится жить, чем за вот этого конкретного беглого негра.
П. Афроамериканца.
Д. Спасибо!
ФМ. Вы помните, как его зовут?
П. и Д. переглядываются. (хором) Нет.
ФМ. Вот и я о том же. Торо – не романтик, как Эжен. Свобода нег...афроамериканцев волнует его относительно собственного комфорта в государстве, в котором он живет. Он хочет заниматься своей литературой и не думать, что рядом слёзы льёт маленький чёрный ребёнок. Что? Чёрный тоже нельзя? Но это реальный факт, а не оценка. Ай, ладно. Он просто не может купить позицию «моя хата с краю» за слезинку ребёнка. Он жаждет идеального государства по Платону...
П. У меня там рабы есть.
ФМ. Идеального не по Платону государства, которое устроено так, чтобы ему, гражданину, было дома хорошо. Его интересует «пожар дома, а не в прериях Небраски». Я, кстати, думал, что речь об индейцах.
Д. О ком?
ФМ. Об индейцах, коренных жителях континента.
Д. ...я думал, коренные – американцы...
П. и ФМ. ???
Д. А что там за индейцы? Торо вроде про них не говорил сегодня...
П. Так, у меня лекции. На следующей неделе встретимся, кофейку попьем.
ФМ. Лучше чаю.
Д. Свободу Анджеле Дэвис!!!

Трое разошлись в разные стороны. Здание суда погрузилось в ночь.