5 Om Namo Narayanaya

В тибетском буддизме известны шесть разновидностей бардо – промежуточных состояний. Бардо рождения, жизни, умирания, а также бардо сна и медитативной концентрации нас не интересуют – не нужно быть архатом для того, чтобы пережить каждое из них. Мы будем говорить исключительно о бардо дхарматы – интервале, когда ум переходит в изначальное состояние своей природы.

Именно это состояние великий русский мистик Венедикт Ерофеев описал в последних строчках своего повествования о духовном путешествии из ниоткуда в никуда: «И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду».

Для обычных людей бардо дхарматы является первой фазой посмертного опыта, но просветленные могут входить в него посредством особой духовной практики, сопровождающейся приемом сильнодействующих субстанций. Ерофеев использует для этих целей древний ритуальный напиток под названием «ханаанский бальзам», который он выводит в своем произведении под видом алкококтейля. Естественно, в его состав не входят ни денатурат, ни пиво, ни политура – это сделано, дабы отвадить профанов, которые вместо просветления отправятся в НИИ Склифосовского с сильной интоксикацией.

К слову, все остальные коктейли и вовсе выдуманы для отвода глаз (да и вообще это всего лишь тонкая лингвистическая шутка: «коктейли» – cock tails – в переводе означают «хвосты петушков»). Однако в рецепте ханаанского бальзама содержится, по словам Ерофеева, не только «и каприз, и идея, и пафос», но и «сверх того еще метафизический намек».

Не будем напрямую говорить, в чем заключается этот метафизический намек, но чтобы все-таки приоткрыть немного завесу тайны, используем язык алхимии. Речь здесь идет о сопряжении духа (спирта, spiritus, в его светлом – денатурат – и темном – политура – ипостасях) с материей (подобно тому, как пиво состоит из солода, хмеля и пивных дрожжей, алхимическая materia prima состоит из серы, меркурия и соли). Sapienti sat.

Скажем еще несколько слов о ханаанском бальзаме. В его названии содержится отсылка к Ханаану, который в духовном смысле является Землей Обетованной, т.е. раем, а в физическом – финикийскими владениями, где заживо сжигали людей в качестве жертвоприношений. Тут впору задуматься, почему для семитов рай – это там, где «огнь неугасимый и скрежет зубовный», и не является ли имя Израиль (Богоборец) одним из многочисленных прозваний самого знаменитого иудео-христианского богоборца, более известного под именем Люцифер (Светоносный). Но это выходит за рамки нашего исследования.

Итак, под действием этого бальзама, который как бы сжигает человека изнутри (ср. «трубы горят»), герой Ерофеева совершает то, о чем подробно писал, например, Мирча Элиаде в своей фундаментальной работе «Шаманизм: архаические техники экстаза» и что является общей мифологемой для многих верований, известной как катабасис, или сошествие в ад.

Исторически первым, кто это сделал, был шумерский Гильгамеш. Видимо, этот факт наряду с внешней схожестью с мескалиновым bad trip и дал видному российскому шумерологу В.О. Пелевину основания плотно заняться несвойственным его научным интересам вопросом и установить параллели между Петушками и кастанедовским Икстланом.

Разумеется, это вульгарная трактовка: Петушки действительно предстают как условный рай, перед попаданием в который и необходим катабасис, но ведь Икстлан выступает скорее в роли места вечного невозвращения, которым у Ерофеева является Кремль. Здесь уместно напомнить, что Москва – это не только третий Рим и второй Юкатан, но и первая Шамбала, о чем косвенно упоминали Рерихи в «Агни Йоге» (Агни, кстати, – это огонь, что вновь приводит нас к Ханаану с его бальзамом) и мадам Блаватская в «Разоблаченной Изиде».

Как известно, Шамбала – это легендарная северная страна, обладающая сверхоружием, в которой должен появиться (или уже появился) спаситель мира Майтрейя. Майтрейя, согласно пророчеству, станет основателем «энергетической сверхдержавы». Смысл этой фразы ученым не вполне ясен, но, по всей видимости, речь идет об энергии Кундалини, которая, если отобразить ее на плоскости, будет выглядеть как точка с расходящимися от нее концентрическими окружностями. В мире есть только один город, который на карте выглядит именно так. Впрочем, мы опять отвлеклись.

Итак, герой Ерофеева в процессе катабасиса погружается в бардо дхарматы. Сниженной метафорой данного процесса является пригородный электропоезд, который движется, но в каждый отдельно взятый момент времени покоится подобно стреле из апории Зенона. Описание этого настолько напоминает изложенное в «Бардо Тхёдол» (тибетская «Книга мертвых» или, правильнее, «Книга освобождения» – рекомендуем ее в трактовке ламы Чогьяла Намкая Норбу Ринпоче), что сопоставление двух произведений превысило бы по объему и то, и другое.

Так что ограничимся констатацией этого факта и упоминанием ерофеевской фразы о многоруких демонах, терзающих душу героя: «Они даже не дали себе отдышаться - и с последней ступеньки бросились меня душить, сразу пятью или шестью руками, я, как мог, отцеплял их руки и защищал свое горло, как мог».

Конец традиционен для такого рода мистических путешествий внутрь себя: духи ада (в данном случае – нараки) болезненным способом умерщвляют испытуемого с тем, чтобы он совершил перерождение (анабасис). Очевидно, герой Ерофеева достиг Петушков, хотя, если быть точным, он всегда там находился, не осознавая этого. Для совершивших подобное путешествие сингулярность точки отправки и точки назначения очевидна уже из названия: «Москва – Петушки». Мы вновь сталкиваемся здесь со стремлением Ерофеева оградить сакральное от непосвященных, но, поскольку мы уже раскрыли эту тайну, уместнее будет называть книгу «Петушки – Петушки». А еще лучше – просто «Петушки».