5

Этот фолиант, повествующий всего об одном только годе одного человека, но о каком годе и какого человека! Разумеется, автору иногда приходится отвлекаться на более ранние события жизни писателя, что впрочем нисколько не портит впечатления, а скорее, помогает лучше понять происходящее и углубиться в ощущение эпохи. А время, прямо скажем, бурное - 1880-1881 гг. - по стране прокатывается волна террактов и сопряженная с ними реакция властей. Умы людей взволнованы, как никогда, общество встревоженно и находится в ожидании. Только вот в ожидании чего?
Кактастрофы? Пожалуй, да, - Небольшая сеть заговорческой организации, именуемой Исполнительный Комитет (ИК), совершает ряд внутриполитических потрясений. Уже приведены в жизнь ряд покушений на государя императора, которые вот-вот грозят ниспровергнуть двухсотлетнюю династию и опрокинуть страну в хаос революции. Статистические законы вероятности неумолимы, и, как говорится, "машина уже заведена", - и остается лишь ждать, когда рванет. С другой стороны, не менее живы в общественном сознании - о да, к середине XIX века таковое, оказывается, имеется в нашей стране, по крайней мере, в некоторых передовых слоях ее - общественное сознание продолжает питать некоторые надежды относительно расширения социальных и политических свобод, неминуемо ждут "увенчания здания" - этим эфемизмом называют введение конституции. Станем ближе к цивилизованному миру, к Европе!
Однако не все с восторгом принимают это нововведение, полагая, что нынешний кризис является прямым результатом реформ, "безволосых девиц" (так называли ли коротко стриженных курсисток, а что бы запели теперь!), суда присяжных и свободы слова. Ох, не наше все это, заграничное, а потому и не приживается в умах крепких или разъедает и расшатывает неустойчивые. Надо бросить все и идти обратно к себе, к русскому.
Таково мое не совсем стройное переложение давнего спора западников и славянофилов, либералов и консерваторов и, наконец, бомбистов и охранки, как их крайних выражений. И вот во всем этом бурлящем вареве проходят последний год нашего героя. На его долю в этот период жизни выпадают занятие творчеством, а именно написание одного из великолепнейших произведений своих, ряд участий в различного рода литературных чтений, главнейшим из которых становится участие в чествовании А.С.Пушкина в Москве. После знаменитой своей Пушкинской речи ее автор достигает апогея своей литературной славы и авторитета, и, решается высказать свои, прямо скажем, не традиционные взгляды на злобу дня. Тут следует признаться, что мировоззрение писателя раскрывается здесь весьма необычно и никак не походит на ту "охранительную" и "консервативную" позицию, которую часто приписывают Достоевскому поверхностные читатели. Он не был ни западником, ни славянофилом, а скорее, как и его герои - иделогом-утопистом, прекрасно видящим возможность двух бездн - революционной и консервативной - разом. Пройти между ними - задача труднейшая для всякой страны, а для нас и подавно и поныне!
Противоречивость времени настолько сильна, что автор "Карамазовых...", кажется, не в шутку задумал сделать своего любимого героя, Алешу, - страшно сказать - цареубийцей. И.Волгин подробно исследует исторические источники как этого, так и многих других вопросов, выявляя правду о замысле романа. В этой манере скурпулезного и подробного выяснения всех деталей с некоторым элементом диалога и спора построены и многие другие главы книги, повествующие о жизни писателя, его отношениях с правительством, семьей и т.п. Автор, не претендуя на сенсационность, довольно внятно объясняет основные идеи писателя, его отношение к религии, политике и пр.
Очень интересно в связи с этим было сопоставление Достоевского с Толстым. Не только по социально-политическим воззрениям, но и в отношении к семье и детям они были поставлены в различные положения. Что уж говорить о различии поэтик их произведений, о которой также немного сказано. Достоевскому, долго не имевшему прочного места ни в литературном мире, ни укромного дома всеми силами хотелось, наконец-то, обрести прочный кров для своей семьи, жены и детей. В то время как автору "Войны и мира" уже было тесно его дворянское гнездо. Первый заботился о своих еще слабеньких птенцах, другой - стремился расшевелить уже взрослых и засидевшихся дома детей, которым не досталось в детстве любви от витающего где-то высоко отца.
При всем при этом, как мне показалось, автор рассказывает о писателе как о становящемся, не скрывая его промахов и ошибок, как например, неловкая попытка защитить свою, казалось бы, уже общепринятую Пушкинскую речь от нападок критики. Достоевский, хоть и не лишенный некоторого пиите и уважения к своей персоне, описан вполне живо. Подзаголовки глав, выполненные в духе "Карамазовых...", не оставят равнодушным поклонников творчества писателя, как и сама книга.

Извините, что так нелепо рассказываю, но когда предмет разговора для меня волнителен, не умею по другому.