4.5 Призраки прошлой жизни

Читать Васякину мне одновременно тяжело и прекрасно. Она берет сложное, неприятное, неопрятное, забытое, и превращает это в прекрасный, очень личный текст. Она делает из незнакомых лично читателю, но таких понятных людей, немного большее — показывает ранимость и хрупкость их душ.

Оксана уже писала про маму в «Ране», про отца в «Степи», а третья книга, «Роза» посвящена ее тете, Светлане. Авторка хоронила близких одного за другим, но эти истории будто бы помогают им остаться живыми чуть дольше. Светлана умерла от туберкулеза 8 лет назад, приняв свою смерть как данность, не пытаясь себя спасти. Она не любила и не могла работать, любила внимание мужчин, выпить и курить, накинув на плечи неизменную кофту. Она была хрупкой и прозрачной, будто бы девочка-подросток, которая никогда так и не выросла. Едва ли в глазах общества, да что там, в глазах собственной матери, Светлана хоть когда-то делала что-то правильно. Но она была, существовала, оставила свой след в мире. И эта книга ощущается разговором, пусть даже и с мертвыми.

Эта книга — очень личная (хотя странно говорить такое об автофикшине). Мне показалось, что в ней Оксана будто бы вышла на новый уровень рефлексии. Она пишет о тете, но в то же время о себе:

Иногда я спрашиваю у себя, почему для письма мне нужна фигура извне: мать, отец, Светлана. Почему я не могу написать о себе? Потому что я - это основа отражающей поверхности зеркала. Металлическое напыление. Можно долго всматриваться в изнаночную сторону зеркала и ничего не увидеть кроме мелкой поблескивающей пыли. Я отражаю реальность. Раньше люди верили, что старые зеркала помнят все увиденное. В некотором смысле, так и есть. Я и есть живое зеркало.

События этой книги — меланхолия, сжатая до букв. Ужасные, даже отвратительные вещи подаются как обыденные, ведь они таковыми и были. Три женщины, окружавшие маленькую девочку: мать, бабка, тетя. Их языком любви была ненависть, усталость, алкоголь. Они были рядом, потому что так принято, потому что не умели иначе. Это был их маленький мир, замкнутый, остающийся в душе даже спустя долгие годы.

Мне всегда нравились в этих текстах образы и вкусы, переданные несколькими штрихами: свет в квартире, духота комнат, селедка с картошкой на столе, запах пыли жилого дома, терпкий привкус самогона, шум разговора на кухне, хрустящий под сапогами снег. Ты будто бы сразу переносишься на эту самую кухню, идешь на остановку после застолья, хочешь ты того, или нет. Эти образы узнаваемые, ведь я тоже их помню, я тоже была на таких кухнях в детстве. Такая знакомая, чуть жуткая хтонь обычной жизни.

И пусть образ Светланы не вызвал у меня сильного сочувствия, образ самой Оксаны стал ближе. Призма, через которую она видит мир и пишет, ее метафоричность и поэтичность слога — все это притягивает и заставляет желать еще. А книга до обидного маленькая, оставляющая после себя несколько едва заметных призраков чужих людей, а также клубок спутанных и очень разных эмоций.