2 Короткая жизнь Багрицкого-младшего

Всеволод Багрицкий. Дневники. Письма. Стихи. Книга составлена и подготовлена к печати Л.Г. Багрицкой и Е.Г. Боннэр. — М.: Советский писатель, 1964. — 128 с., ил. — Тираж 30.000 экз.

Эта маленькая книжечка попала мне в руки случайно: её принесла по ошибке библиотекарша, которую я просил показать имеющие на абонементе издания книг Багрицкого-старшего.

Я люблю такие случайности и стараюсь их использовать. В результате появилась эта рецензия.

... Отрывок из письма сотрудницы редакции газеты «Отвага» Анны Ивановны Обыденой.
... 27 февраля привезли мёртвого нашего сотрудника — молодого двадцатилетнего поэта Всеволода Багрицкого — сына известного поэта Эдуарда Багрицкого. Очень славный, неиспорченный паренёк, подававший большие надежды в будущем. Да и теперь уже неплохо писавший стихи и заметки.
Он был послан по заданию редакции в одну деревню, которая подверглась сильной бомбардировке. 26 февраля, в 6 часов вечера, он находился в избе, беседовал с героем нашего фронта, раненым, но уже выздоравливающим политруком — зенитчиком одной из частей Гусева. В это время рядом разорвалась бомба, и осколками, через стену, убило и его и политрука.
(с. 123)

Так выглядела армейская газета «Отвага» (в Сети представлен вот этот номер от 01.05.1942)

Всеволод погиб во время печально известной Любанской наступательной операции советских войск (7 января — 30 апреля 1942 г.). Через 22 года вышла в свет маленькая книжечка в мягкой обложке, составленная двумя любившими Всеволода женщинами: матерью и бывшей школьной подругой. Так они выполнили долг памяти.

Основное содержание книжки — письма к матери, с 1937 г. сидевшей в Карагандинском исправительно-трудовом лагере; первое из них датировано 3 февраля 1938 г. Есть также единичные письма к друзьям и отрывочные записи дневникового характера. Все тексты испещрены юношескими стихами (очень слабыми, конечно). Стоило ли выносить на суд публики эти глубоко личные материалы? Не думаю. Образ встаёт не слишком привлекательный: очевидны крайняя наивность и глубокий инфантилизм автора. В письме к матери, которая сидит, читаем такой вот гимн юности:

Мы молоды, свободны,
Нам не нужно
О прошлом, о далёком вспоминать.
Нам нечему завидовать -
Мы сами
Огромный поворачиваем мир.
(из письма от 10 января 1940 г.)

Ещё у Всеволода обнаруживаются повадки барчука. Оставшись без отца, умершего в 1934-м, и без матери, посаженной в 1937-м, он всё-таки жил на всём готовом (на попечении домработницы четы Багрицких, прижившейся в квартире). Сам Всеволод не приучен был что-либо делать по дому. А источником средств к существованию, видимо, был гонорар за посмертный двухтомник отца (Собрание сочинений в 2 томах / Под ред. И. Уткина. — М.-Л.: Гослитиздат, 1938).

Я читал
О мужественных людях
И задумался о себе...

В комнате маленькой,
Среди папиросных окурков.
Среди надоевших до чёрта
Бессмысленных дел,
Живёт
Восемнадцатилетний мальчик,
Которого отец
Обул и одел.

Да и родственники помогали: тётка, сестра матери, была замужем за известным писателем, Юрием Олешей.

В 1940 г. Всеволод каким-то загадочным образом был снят с воинского учёта (по официальной версии из-за сильной близорукости, но почему-то нет ни одной фотографии, где он был бы в очках). Осенью 1941 г., когда немцы стремительно продвигались к Москве, Всеволод оказался в эвакуации.

Всеволод Багрицкий в эвакуации с неким другом, призванным в Красную армию. 1941 г.

Затосковав от безделья и жизни впроголодь, Всеволод написал заявление в Политуправление РККА (6 декабря 1941 г.) с просьбой направить его на работу во фронтовую печать. Вскоре просьба была удовлетворена.

13 января 1942 г. Всеволод добрался до прифронтовой полосы. А там, как выяснилось, жутковато:

... На следующее утро, на разъезде, я увидел маленькую кучку вещей и на них женщину и девочку с сине-белыми щеками. Они сидели согнувшись, покрытые домашним ковриком. Рядом с ними лежал грудной ребенок, замёрзший этой ночью в остывшем вагоне. Мальчик в длинной шинели (кажется, сын женщины) погрузил эту печальную группу на сани и куда-то поехал. Это происшествие, страшное по своему драматизму, не произвело никакого впечатления на окружающих!

Испытал приступ тоски. Хочу убедить себя,что сделал нужный шаг в своей жизни, и не могу. Может быть, неправ! Может быть,неправ!

Однако в ближайшие дни Всеволод успешно адаптировался к обстановке и приступил к работе во фронтовой газете. Пытался вести дневник. Но судьба отвела ему слишком мало времени. Последний текст в книге – тот отрывок из письма сотрудницы газеты «Отвага», с которого я начал.

Затрудняюсь определить круг потенциальных читателей этой книжки. Наверно, это поклонники поэзии Эдуарда Багрицкого, которым интересно было бы узнать судьбу его единственного сына. Сам по себе Всеволод Багрицкий не представляет особого интереса ни как начинающий поэт, ни как личность. Типичная «смерть на взлёте»: раскрыться не успел.