4.5

«Токио. Теперь он для меня будет крепостью, в которой обитают чудовища, посылающие мне привет сомкнутыми темно-серыми губами. И эти губы — стены крепости. Токио для меня прочно заперт, и со мной он не заговорит, — думал я. Вульгарные женщины в нейлоновых комнатах, жалкие полуголые мужчины, сидящие, изнывая от жары, у распахнутых окон в своих нищих домишках вдоль железнодорожной линии. Они снова заставляли меня испытать чувство неполноценности, уже пережитое мной, когда я, приехав в Токио со своим провинциальным выговором, услышал их речь.

Токио опять не принимал, отказывался принимать. Смотрел свысока и рушил последние надежды. Обдавал, несмотря на жару, ледяной прохладой молодое горячее сердце. Странно, а раньше ведь всегда казалось, что слезам не верит только Москва. А вот поди ж ты... Расхожая мудрость оказалась неточной, а японская столица - не благосклоннее нашей.

Вообще мне всегда удивительно, как прочитанные книги словно начинают вести немой разговор в голове читателя, в моей уж точно.

Я до сих пор помню ту растерянность юной Мицу из чудесной и завораживающей Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил при взгляде на этой город и ее же твердую уверенность, что в крупнейшем японском городе ее не ждет ничего хорошего - слишком много плохих воспоминаний развеяно там. Для нее город стал крахом надежд о любви, злым символом и демоном.

Для героя книги Кендзабуро Оэ он в одночасье стал крахом карьерных да и вообще личностных амбиций. Тщеславные чаяния рассыпались прахом: нет в жизни справедливости. Политики все так же обманывают народ, толпа все так же права, хотя не права по сути, но она же толпа, прошлое так же упрямо нет-нет да и напомнит о себе, хотя пытаешься забыть - тщетно! - и, кажется, что ничего и не было.

Не было этого унижения в детстве от нахождения в воспитательной колонии, не было и обжигающей боли за собственную родину, проигравшую в войне, как не было и сожалений, что не успел на тот последний бой, не успел спасти товарищей, отрекся от детских идеалов во имя чего-то приземленного... Так легко, кажется, забыть все это, просто закрыв глаза, не думая об этом беспрестанно. Окунуться в новую жизнь, отрезать все связи с ушедшим, с былым. Самоуверенно поставить перед собой новые цели, наивно полагая, что ты в самом деле умнее всех, все просчитал и ко всему подготовился.

С неиссякающим любопытством наблюдала я все чтение за "восхождением" главного героя. Его жизненная стратегия казалась сомнительной с точки зрения морали, но весьма действенной с точки зрения практики. Использовать людей в своих интересах, для достижения своих задач, - затея далеко не новая. Примеры из классики неисчислимы, но ведь каждый ступающий на эту опасную тропу человек отчего-то считает себя на ней первопроходцем. Вот только жизнь обмануть нельзя. И, когда меньше всего этого ожидаешь, она начинает тебе мстить.

Невероятно тяжелым в морально-психологическом плане оказался для меня этот роман японского классика. И я даже не могу сказать, что больше меня потрясло. Первая часть с ее острым восприятием ребенком послевоенной действительности (1945 год), либо же 50-е с их взглядом молодого человека, запутавшегося в себе и в мире, в котором он теперь живет?

Его мечты о "золотой женщине", которая полюбит его таким, какой он есть, его наивная вера в товарищей по университету, его глупая уверенность, что политиком стать легко и просто, что, будучи политиком, можно остаться искренним и справедливым... Как же все это трогательно, как это все чертовски грустно...

Одна за другой рушатся мечты. Реальность оказывается вовсе не такой - куда более жестокой и кровавой. К справедливости приводит только самосуд, раз "золотой женщины" на горизонте не предвидится, придется довольствоваться вот этой, легкого поведения и столь же незамутненных взглядов, я уж молчу про политику - странно вообще было туда соваться, если ты такой принципиальный. Там нет места правде - ее обязательно отредактируют, отлакируют, сделают приятной и удобной для всех картинкой... Но от истины она далека, как мы от Марса.

Грустная книга. Это японское поколение без устали сожалело о том, что якобы опоздало на войну. А вот на войну с собственной жизнью и природой они, как ни странно, успели, сделав все, чтобы ее окончательно испортить.

Токио не прощался, смотрел печальными глазами на толпы вновь прибывающих: глупцы! Смельчаки, которые все так же надеются обрести счастье, не ударив пальца о палец...

С чувством опустошенности я вспоминал глупый подъем, который охватил меня в поезде, в конце прошлого года, когда я подъезжал к Токио. Я думал тогда, что хочу овладеть Токио. Но у меня ничего не вышло. Наш союз не принес мне радости...