4.5 Спойлер И ад его есть сон, и сон его есть ад...

Сначала всё выглядит как стандартный ужастик: злобный доппельгангер завладевает внешностью главного героя и совершает от его имени зверские преступления, и все считают виновником именно протагониста, а не некую деревянную куклу, лежащую в "кабинете" очередного недодоктора Калигари. Однако по мере того, как развиваются события, читатель сталкивается с другим, тоже известным в мировой литературе, мотивом. И это "синдром Пиноккио". Скажем так: существуют две темы, тоже двойники в сущности, и при этом с совершенно противоположной начинкой - тема Пиноккио и тема Буратино. Толстой перевернул гуманистическую идею Коллоди с ног на голову подобно тому, как ее перевернули создатели итальянской экранизации "Собачьего сердца" относительно первоисточника и советской экранизации. Пиноккио хочет стать человеком, почувствовать то, что чувствуют люди, переживать, радоваться, страдать как люди. Буратино воюет со всем миром, не желая становиться лучше, человечнее - он хочет переломить мир людей о колено и заставить этот мир признавать кукол (тварь я дрожащая или право имею - краеугольный, как видимо, и до сих пор не решенный, потому что и нерешаемый, вопрос). Бобиков у итальянцев тоже имеет мало общего с гопником-Шариковым. Он скорее трогателен и так же бесприютен, каков был в собачьем обличье, он олицетворяет собой укор всем "павловым": что вы со мной сделали и зачем?
Так вот, совершенно неожиданно Баркер вдруг выпрыгивает из шаблонной маски Булавкоголового и обращается к той же самой теме: его деревянный демон, кукла из очередного кабинета очередного недокалигари, обретая кровь и плоть, попутно озадачивается обретением чувств, нормальных человеческих чувств - любви, привязанности, сочувствия. А главный герой, которого он вынужден копировать, как на грех, почти начисто этого лишен! Вот вам и Дориан Грей.