4.5 дешёвая комедия, называемая жизнью

Это настоящий мой Воннегут. Напоминает "Колыбель для кошки", "Бойню номер пять" и другие. Странно, что книга не попалась мне раньше.
Курт Воннегут похож чем-то на Джулиана Барнса, которого я тоже люблю. Чем именно напоминает? -- стилем? юмором? -- бог знает. Пусть в этом разберутся букво-быко-знатцы (литера-туро-веды).

Пока мы с братом дожидались вылета в Индианаполис, он подарил мне шутку Марка Твена – про оперу, которую тот слушал в Италии. Марк Твен сказал, что никогда не слышал ничего подобного «с тех пор, как случился пожар в богадельне».
[...]
Вот что я хочу сказать: это были безобидные человекообразные обезьяны, с ограниченными возможностями творить злые дела – а это, поверьте на слово мне, старику, и есть единственное, для чего создан род человеческий.
[...]
Это сказка про птенца, которого вырастили утки, и, на их взгляд, это был самый неприглядный утенок, которого им приходилось видеть. Ну а потом, когда он вырос, то оказался лебедем.
Я помню, как Элиза заметила, что сказка была бы куда интереснее, если бы птенец выбрался на берег и превратился в носорога.
[...]
Поджидать вновь прибывших – это единственное, чем люди могут заняться в Царствии Небесном.

Как и в "Колыбели для кошки", здесь в центре истории странная семейка. В этот раз это родители-мультимиллионеры и их дети-близнецы, мальчик и девочка. Уилбур -- это левое полушарие, Элиза -- правое. Вместе они гениальные, порознь обычные. Ну и внешность у них как у "ребёнка" Виктора Франкенштейна. Плюс ко всему, родители ненавидят детей, дети -- родителей.
Такая вот семейка.

Жизнь у Воннегута предстаёт полной абсурда. Детская игра претворяется в общенациональную политику. По идее, это должно сломать социальные барьеры и объединить общество, но на деле не помогает. Разумеется, мир приходит к общему разрушению. Да ещё и эти китайцы...

– Да, – сказал я. – Если потомки не изучат получше наши времена, им снова придется пережить истощение природных ресурсов планеты, мор и смерть миллионов от гриппа и Зеленой Смерти, они снова увидят, как небо пожелтеет от аэрозолей для уничтожения запаха пота под мышками, они снова выберут в Президенты старика-маразматика двух метров ростом и снова убедятся, что в интеллектуальном и духовном отношении в подметки не годятся мелким-премелким китайцам.
– История – это просто список сюрпризов, – сказал я. – Она может научить нас только одному: готовиться к очередному сюрпризу. Пожалуйста, запишите.

По сравнению с этим, "Колыбель для кошки" -- дистиллированный реализм.

Книга вышла в 1976. Президент Никсон незадолго до того посетил Китай, отсюда и такое внимание Воннегута к этой стране. И, надо сказать, кое-что он интересным образом угадал, например, смертельную китайскую (коммунистическую) заразу.
Но это бог с ним, гораздо более странно, как Воннегут уже тогда предвидел огромные достижения Китая. В те годы вроде бы ничто не предвещало. В результате мудрого правления Мао страна буквально лежала в руинах. Однако вот что видим в книге:

Мама уставилась на огонь. Отцу пришлось два раза сказать ей про китайские слухи. Когда он повторил это во второй раз, она равнодушно ответила, что китайцы, наверно, могут добиться всего, чего захотят.
Всего около месяца назад китайцы послали две сотни исследователей на Марс – без каких бы то ни было космических кораблей. Весь мир ломал голову – как им это удалось? А сами китайцы помалкивали.
Мать сказала, что американцы целую вечность ничего не открывали.
– Оглянуться не успеешь, – сказала она, – опять новое открытие, и опять его сделали китайцы.
– А раньше все открытия делали мы, – сказала она.

Китайцы управляют даже гравитацией. Поначалу, пока они тренировались, выходило неуклюже:

по всему миру лопались тросы лифтов, падали с неба самолеты, тонули пароходы, оси автомобилей ломались, мосты рушились в воду и так далее.

(Воннегут немного соврал, разумеется: от неожиданного увеличения гравитации самолёт упадёт, да; но пароход не утонет, нет.)

А вот ещё странное совпадение.
Это Воннегут:

За этот период, насколько мне известно, ни один иностранец, пробравшийся в Китай, оттуда не возвращался.
Так что о тех, кто наложил на себя руки, стали говорить: «уехал в Китай». Этот эвфемизм вошел в обиход повсеместно.

А это Достоевский:

– Я, Софья Семеновна, может, в Америку уеду, – сказал Свидригайлов, – и так как мы видимся с вами, вероятно, в последний раз, то я пришел кой-какие распоряжения сделать.

Для Фёдора Михайловича краем света была Америка.

В общем, всех люблю: Воннегута, Барнса, Достоевского.