4

До того, как стать всемирно известным автором «Западного канона», историк и литературовед Гарольд Блум был обычным университетским преподавателем. До того, как стать отцом самого молодого премьер-министра Израиля, Бенцион Нетаньяху был еврейским активистом, пропагандирующим идеи Владимира Жаботинского. Как-то раз, накануне нового 1960-го года, эти двое встретились в Корнелле, куда Нетаньяху приехал в надежде получить должность на кафедре, а шестьдесят два года спустя, посвящённый их встрече сатирический роман Джошуа Коэна получил Пулитцеровскую премию как лучшее художественное произведение.

Первое, что нужно знать о «Нетаньяху»: Бенцион впервые появится лишь на 185-ой странице. Я бы не удивилась, если б события книги и вовсе прекрасно обошлись без него, как они обходятся без Годо у Беккета. Отсутствие персонажа в качестве действующего лица нисколько не мешает ему быть основным героем произведения и завладевать умом не только вынужденного курировать его устройство Блума. Приходящие на факультет рекомендательные письма, авторы которых очень по-разному относятся к Нетаньяху, рисуют потрет фанатичного, но искренне преданного своим идеалам человека, контрастирующего со средой даже раньше, чем он в ней оказывается. И это, конечно, не может не интриговать читателя.

Второе важное знание – романная встреча Блума с Нетаньяху сродни столкновению частицы и античастицы, вероятность избежать аннигиляции в результате которого равна нулю. Блум-еврей настолько же далёк от исповедуемого Нетаньяху ревизионизма, насколько Блум-историк далёк от изучаемой Нетаньяху истории средневековой Иберии. Но что ещё важнее: податливый и привыкший молча терпеть снисходительное отношение, будущий литературный критик не обладает и десятой частью той дерзости, что может позволить себе его потенциальный коллега. В то время, пока один едва держится под натиском дочери-подростка, мечтающей о маленьком нееврейском носе, и с трудом терпит тирады отца, жалующегося на отсутствие в университетском городке синагоги, второй с женой и тремя детьми переплывает океан и расхаживает по снегу в демисезонных туфлях, что абсолютно не мешает ему сохранять достоинство.

Хотя образы и Блума, и Нетаньяху в романе не лишены некоторой карикатурности, Коэну удалось ухватить и без всякой иронии описать главное – две возможные идентичности всех евреев ХХ века. Один из героев выбрал «американскую возможность избирать», сузив понимание всех стоящих за местоимением «мы» до членов одной семьи. Второй – «еврейскую избранность», равную вечному понимаем под «мы» всего народа. Самое удивительное: никто не проиграл.

Telegram-канал Bookовски