4.5 Каким бы стал бусидо, если воин со странностями?

Она никогда не заставляла орать на себя дважды. Таков был её путь воина.
Каждый день в офисе она подходила к окну и совершала самоубийство, а потом шла работать.
Она не говорила по-японски, потому что начальник сказал, что она должна забыть японский.
Она совершила самое головокружительное падение по карьерной лестнице из всех возможных: от переводчицы в международном отделе до уборщицы сортиров 44 этажа.
Она предпочитала сердечную мудрость порядочности — и это оказался самый верный способ нажить себе врагов среди местных.
Она хотела быть японкой, поэтому жила как японка и вела себя как японка. Проблема оказалась в том, что для этого родиться в Японии недостаточно, надо там вырасти или хотя бы иметь родителей-японцев.
В итоге она отказалась от гордости и разума, чтобы добиться желаемого.

~1~
Всю свою жизнь прилежно учись. Каждый день становись более искусным, чем ты был за день до этого, а на следующий день — более искусным, чем сегодня. Совершенствование не имеет предела. (Из принципов бусидо).

Всё существо Амели-сан стремилось к совершенствованию. Она всегда училась на своих ошибках и никогда не заставляла орать на себя дважды. Её унижали — она извлекала из этого урок. Ей поручали самую грязную работу — она обретала просветление. Её ценность как личности и как работника отрицали — она утверждалась в новых для себя областях.
Честно сказать, я была уверена, что книга, написанная по мотивам подобного опыта, — тяжёлая и депрессивная. Но это оказалось так нелепо и абсурдно, что самым тяжёлым стало не разбить себе лицо рукой (если вы понимаете, о чём я). Впрочем, это хороший вопрос: как Амели-сан удалось не впасть в уныние и найти в себе силы посмеяться над ситуацией? По её словам, Амели-сан отделила себя от опыта и памяти и увидела свою жизнь через призму иронии. Это тоже не самый лёгкий подход для восприятия, лично меня, например, напрягало, что под бронёй из смеха, иронии и сарказма не видно реальных эмоций. (Не Нотомб изобрела этот способ самозащиты, но почему-то в её случае эту броню хочется приравнять к реальным доспехам; будь я англичанкой, я бы поигралась с тем, как много общего у иронии (irony) и железа (iron); в русском языке таких возможностей нет, поэтому я склонялась к изобретению «иронифриловых доспехов» (ирония + мифрил); но это слишком громоздко, так что пусть будут «айроничными». В общем, надеюсь, вы поняли, что я вела эту метафору к тому, что она была редкостным воином, облачённым в сияющие доспехи.)

Благодаря инстинкту самосохранения внутренний переворот свершился незамедлительно. Тут же в моих мыслях грязь стала чистотой, позор славой, мучитель жертвой, а мерзкое — комичным.
Я настаиваю на этом последнем слове. Я прожила в этом месте (об этом необходимо упомянуть) самый забавный период своей жизни, хотя там бывало всякое. Утром, когда метро привозило меня к зданию Юмимото, меня разбирал смех при одной мысли о том, что меня там ожидало. И позже, когда я уже заседала в своём «министерстве», мне приходилось бороться с приступами безумного смеха.

Инстинкт сохранения Амели-сан оказался настолько совершенен, что ему не было разумных пределов.

~2~
Истинная смелость заключается в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. (Из принципов бусидо).

И раз уж это роман в стиле абсурда, то нет ничего странного, что каждый день Амели-сан находила в себе смелость умереть. Её игры со смертью в пустоте попахивают безумием, но для тщательного представления собственной смерти нужны и смелость, и предельная концентрация чистого разума. С учётом японского менталитета, которому подражала Амели-сан (хотя правильно ли использовать слово «подражала», если она свято верила в это?), это даже не отклонение, а скорее форма медитации. И если такая медитация может кому-то спасти жизнь и уберечь от настоящего безумия, то кто мы такие, чтобы его осуждать, не правда ли?

…Я часто пользовалась лифтом. Мне нравилось это, потому что совсем рядом с тем местом, где я его ждала, было огромное окно. Там я играла в игру, которую называла «бросаться в пустоту». Я прислоняла нос к стеклу и мысленно падала. Город был так далеко подо мной, и прежде чем разбиться о землю, я успевала рассмотреть много интересного.
…Мне оставалось только прислониться лбом к стеклу и выброситься из окна. Я единственный человек, с которым произошло такое чудо. Падение из окна спасло мне жизнь. Должно быть, и по сей день по городу разбросаны мои останки.

Я и сама, читая эти сцены, сомневалась, нет ли у Амели-сан каких-то отклонений, но потом вспоминала все свои маленькие странности, что ни день водящие вокруг меня хороводы, и понимающе кивала. Как же, как же, мне знаком такой способ самоуспокоения. Может, не в такой же форме, но чем-то похожий. (Ох, люблю, когда мои тараканы находят общий язык с тараканами книжных героев.) Думаю, это один из первых звоночков депрессии. Но благодаря крепкой психике и защитным реакциям Амели-сан смогла всё пережить. А значит — способ рабочий.
И заметьте, Амели-сан считала себя японкой, а в Японии нет смерти более достойной, чем самоубийство, — но смелость жить в ней оказалась невероятно сильна. Вот почему я не могу ею не восхищаться — настоящий воин!

И тем хуже для японцев, что она ни словом не преувеличила ни саму тяжесть ситуации, ни тяжесть психологических последствий.

~3~
Самурай должен быть верноподданным. Он не оставит господина даже в том случае, если число вассалов его сократится со ста до десяти и с десяти до одного. (Из принципов бусидо).

В романе сказано, что Амели-сан родилась в Японии у родителей-европейцев. И первые несколько лет жизни воспитывалась в японских традициях (почему бы и нет?), поэтому мечтой всей её жизни было вернуться в идиллическую страну детства. Исполнение мечты разбилось о рифы реальности. Но знаете, что странно? Я так и не нашла в книге осуждения — ни самой страны с её корпоративной культурой, ни её традиций, ни её граждан. Возможно, в реальности писательница Амели Нотомб и была разочарована и осуждала руководство корпорации, но героиня Амели-сан скрывала почти все чувства за «айроничными доспехами», поэтому к читателю не просочилось никакого негатива — кроме того, что он мог сам себе навоображать исходя из описываемых условий. Это потрясающий художественный приём, смертоносное оружие, разящее прямо в цель. Если бы я уже не была разочарована в японской культуре, то после этой книги непременно разочаровалась бы.

Что же такого особенного в Японии, что Амели-сан непременно хотела стать её частью? Авторитарная система управления во всём и жёсткая иерархия? Беспрекословное подчинение авторитету вышестоящего? Разграничение своих и чужих (японцев и «белых»), причём, ко вторым всегда относились настороженно, если не враждебно? (Кстати, по этой причине начальник приказал Амели-сан забыть японский — мол, что за дела, почему эта белая так хорошо владеет нашим языком?) Или требование к японской женщине быть безупречной? Важность посмертной репутации, которая в случае самоубийства взлетает до небес? Порядочность и невмешательство в чужие дела, даже если это откровенный садизм и превышение должностных обязанностей? Беспрекословное выполнение обещаний и обязательств, взятых на себя, — какими бы унизительными они ни были?

Когда Амели-сан решила вернуться в Японию и устроиться работать в компанию переводчицей, думаю, она или ничего не знала, или воспринимала нюансы реальной жизни сквозь розовые очки влюблённого романтика. Она во всём была иной — «белой», получившей европейское образование, женщиной, в конце концов. Слишком уникальная, чтобы вписаться в общество, где ненавидят отличия.

Нас обозвали — верх проклятия, — индивидуалистами.

И всё же Амели-сан до конца оставалась верной идеалистичным принципам страны, которую её воображение воссоздало из детских воспоминаний и художественной литературы. Разве она не похожа на верного рыцаря?
А мне вот до сих пор любопытно, сколько же в описанных конфликтах было от разницы менталитетов, а сколько — личного? Это ей с начальством не повезло или там все начальники такие, потому что страна такая? Чтобы узнать наверняка, надо поехать самой и узнать на личном опыте, но, знаете, как-то не хочется.

~4~
Не позволяй другим превзойти себя на пути самурая. Быть лучшим в своем деле — значит быть самим собой. (Из принципов бусидо).

Думаю, это главный принцип, которому следовала Амели-сан. Хотя она и пережила головокружительное падение по карьерной лестнице, даже оказавшись в самом низу (в туалете 44-го этажа), она старалась как можно лучше выполнять свои обязанности. Даже если со стороны это выглядело как издевательство над начальством. (Что ж, бывает такой садизм, который внешне похож на мазохизм, но им не является.)
Начальство в «Юмимото» относилось к своим подчинённым по-скотски, особенно к таким выделяющимся, как Амели-сан. На её беду, она была в самом низу «пищевой цепочки» даже до падения:

Господин Ханеда был начальником господина Омоти, который в свою очередь был начальником господина Саито, который являлся начальником мадемуазель Мори, которая была моей начальницей. Я же не была начальником ни у кого.

Если всерьёз задуматься об описанной ситуации, то первой проблемой стало то, что Амели не дали работу, соответствующую её компетенции. И после просмотра кучи офисных дорам я могу предположить, что причин тому было три. Во-первых, её наняли, потому что она иностранка, а держать иностранца в компании престижно. Во-вторых, что бы там ни было, азиаты иностранцам особо не доверяют, а тут Амели ещё показала себя знатоком языка — ну как ей после этого вообще верить? В-третьих, иерархические отношения в азиатских корпорациях по умолчанию предписывают подобное отношение к новичкам: их гоняют за кофе и чаем (тут даже отдельное слово для этого есть!), им поручают самую мелкую и утомительную работу, зачастую отклоняя результат, просто потому что имеют право его забраковать — так и выстраивается иерархия. И да, пол имеет значение, женщин шпыняют больше, но и сами женщины, взобравшись высоко, шпыняют других не меньше.
Так что мадмуазель Мори тоже доставалось. Но, несмотря на схожесть ситуаций, она всё же оставалась начальницей Амели-сан, а потому принадлежала «вражескому лагерю». В начале книги, поддавшись влюблённому тону автора, я какое-то время (очень непродолжительное) думала, что они станут подругами и наперсницами, вернее, с поправкой на контекст, — соратницами и сёстрами по оружию. Но мадмуазель Мори не стала выделяться из корпоративной массы, и отчасти я даже её понимаю: какая-то там Амели Нотомб придёт и уйдёт, а ей там ещё работать. Это ведь тоже часть японской корпоративной культуры: ты приходишь работать в компанию однажды и уходишь оттуда либо вперёд ногами, либо, если повезёт, на своих двоих — сразу на пенсию.
Возможно, влюблённый авторский тон можно объяснить стокгольмским синдромом. Или скрытой в подсознании тягой к подчинению, потому что Амели-сан была готова едва ли не лобзать землю, по которой ходила Фубуки-сан, даже после того как узнала, что та её подставила перед начальством, и даже после всех её унижений. Наверное, из-за отношения Мори Фубуки к главной героине её и вывели антагонисткой в аннотации, но на деле их отношения были намного сложнее. Даже ни на что не надеясь, шипперила Амели-сан с Фубуки-сан до самого конца, за что была вознаграждена, когда узнала, что спустя несколько лет после выхода «Токийской невесты» та женщина поздравила Нотомб с литературным дебютом. И — вот в чём вся соль! — она сделала это на японском!

Так или иначе, не правда ли, сколь удивительно то, что при таких исходных данных Амели-сан называет тот год в Японии самым забавным периодом своей жизни, да? Думаю, именно поэтому она не только выдержала все испытания, но и осталась в этой истории единственным настоящим самураем — единственным и непревзойдённым.
Мне же интересно, изменилось ли что-то с 1992 года, когда происходили описанные события?

~5~
Совершив ошибку, нужно тут же ее исправить. Если это сделать без промедления, она скоро будет забыта. (Из принципов бусидо).

На каждом шагу Амели-сан совершала ошибки. Да, у неё было её детство, были годы, которые она потратила на изучение языка, литературы и культуры этой страны, была мечта и вера в то, что она японка по праву рождения… Да, она не только говорила на языке своей мысленной родины, но и старалась вести себя как настоящая японка. Например, несмотря на все унижения, она не собиралась увольняться, ведь подписала контракт на год, а японка потеряла бы лицо, если бы уволилась спустя месяц работы. Для японцев потерять лицо хуже смерти. И всё же она то и дело ошибалась (иногда не по своей вине), поэтому ситуация становилась всё хуже и хуже.
Это что-то вроде урока для всех? Мол, книг недостаточно для полноценного понимания чужой культуры. Амели-сан точно читала многое из японской литературы (интересно, в оригинале?) и всю первую половину книги использовала метафоры из неё: с самураями, гейшами, иероглифами и пр. Но чего-то всё же не хватало. Думаю, второй проблемой стало то, что Амели-сан не понимала скрытых, подспудных — но от того не менее фундаментальных законов, по которым строились (строятся?) отношения внутри японского общества. Например, было много образов поведения, которое там считается порядочным и которое помогло бы ей завоевать уважение «соплеменников». Но она отказывалась вести себя так (даже если знала, что так будет правильнее), отдавая предпочтение общечеловеческим ценностям: осудить сильного, который издевается над слабым; утешить слабого в трудной ситуации и по возможности помочь ему. За это многие в корпорации её ненавидели, как среди «верхов», так и среди «низов».
Ошибки в поведении, которые разрушали её репутацию, исправить было не то что сложно, а практически невозможно. Думаю, поэтому Амели-сан до последнего держалась за самые простые и основополагающие принципы японского общества — беспрекословно подчиняться вышестоящим и выполнять обещания и обязательства. Ведь даже если во всех остальных отношениях она совершила непоправимые ошибки, хотя бы свою работу она могла контролировать. И это тоже неплохой способ самозащиты.
Любопытно, что ближе к концу книги Амели-сан уже почти не упоминала о своих притязаниях на звание японки. В реальности она смирилась — или это был способ поддерживать повествование на правдоподобном уровне разумности?

~6~
Будь верен текущей мысли и не отвлекайся. Вместо того чтобы изнурять себя многими мыслями, следуй одной, но позволяй ей меняться от мгновения к мгновению. (Из принципов бусидо).

Рассуждения об этом принципе пути, по которому шла Амели-сан, частично вытекают из пятого принципа, описанного выше. Ведь в трудных обстоятельствах этот воин предпочёл отбросить лишние мысли и остаться верным только одной, первоначальной, из-за которой и приехал в эту страну (мысль о том, чтобы стать настоящим японцем). Но это ещё не всё.
Настоящая история путешествия Амели-сан началась с другой мысли:

В детстве я хотела стать Богом.

Я читала об этом другую книгу Нотомб, и это было увлекательно! (Во всяком случае, намного эпичнее, а ещё намного ближе мне по духу, чем вся эта путе-воинская история). Все остальные истории, вся последующая жизнь Амели Нотомб вытекала из этой простой мысли. Страна мечты и работа мечты — лишь детали огромного пазла.

С другой стороны, если бы первые пять лет её жизни пришлись не на Японию, а на любую другую страну, то далеко не факт, что всё сложилось бы так, как сложилось. Потому что лишь в Японии (как мне кажется, хотя я не проверяла) существует принцип воспитания детей под названием «икудзи». Вы наверняка что-то такое слышали: до пяти лет ребёнок считается маленьким божеством, а после пяти наступает суровая реальность, когда до 15 лет ребёнок становится «слугой» своей семьи и только после 15 считается полноценной самостоятельной личностью. Уверена, блаженные пять лет жизни Амели Нотомб в Японии, которые пришлись на первый этап икудзи, оставили в её душе неизгладимый след.

Именно там билось моё сердце с тех пор, когда в возрасте пяти лет я покинула японские горы ради китайской пустыни.

В её пять лет семья Нотомб покинула Японию, и этот отъезд стал как бы изгнанием Бога из Рая (какой-то неканон выходит, и всё равно интересно). Поэтому Амели-сан такое огромное значение придавала этой стране, возвращению в неё, работе в ней, а также случайному землячеству с мадмуазель Мори (они росли в одном районе). Амели-сан поэтизировала и мифологизировала страну, которую избрала духовной родиной. Но ни Мори (полагаю), ни компания, ни страна не придавали этому особенного значения. Для них нет ничего необычного в том, чтобы родиться, жить и работать в Японии. Вот почему между ними изначально стояла непреодолимая стена. Возвращение было обречено на провал с самого начала.
Честно говоря, вот так глядя издалека (т.е. со своего места), думаю, что ей не стоило возвращаться. Но вряд ли она могла противостоять желанию, заложенному в основу её личности. Личности формируются по-разному, многое зависит от воспитания, среды, наследственности, а также — от обстоятельств. Есть много людей, которые строят свою личность на основе детских травм, иногда осознавая, иногда не осознавая это. В случае с Амели-сан желание проистекало из травмы, сформировавшей самую её суть. То есть бороться с этим желанием значило бороться с собой. Иногда верность принципам делает воина из воина больше, чем желание за что-нибудь или против чего-нибудь бороться. Думаю, в итоге важнее даже не та мысль, которой Амели-сан решила следовать до конца, а сама решимость, с которой она это делала. Ну как не восхищаться этим самурайским духом?

~7~
Когда пишешь письмо, пиши его так, чтобы его не стыдно было повесить на стену. (Из принципов бусидо).

Говоря басиным языком: живи так, чтобы об этом потом можно было написать интересный роман.
Этот принцип мой любимый, но одновременно с тем я понимаю, что Амели-сан о нём может даже не знать. Вернее, маловероятно, что она жила свою жизнь с целью потом превратить её в художественное произведение. Но всё вышло как нельзя лучше.
Но можно ли это назвать автофикшном? Я недостаточно хорошо знакома с жанром, поэтому могу опираться только на чужие слова и размышления. По сути, да, «Страх и трепет» — это автофикшн, так как писательница создала роман на основе реального опыта, а себя сделала главной героиней. Но в русских обзорах главной чертой автофикшна обычно называют искренность — что диссонирует с моим впечатлением от этой книги. Как я уже писала, даже если Амели-сан действительно ощущала и думала всё, что написано в книге, в конце концов, героиня романа, осмысляя собственный опыт, всегда прикрывалась «айроничными доспехами» — за которыми я никак не могла почувствовать искренних эмоций. С другой стороны, может, мне не стоит трактовать искренность настолько буквально?.. Кроме того, книга написана в 1999 году (спустя семь лет после основных событий), когда жанр автофикшна был немного подзабыт и не на слуху, но само понятие автофикшена изобрели ещё в 1970-х гг. во Франции (не говоря уже о том, сколько книг мировой литературы соответствуют духу и букве автофикшена, даже если были созданы задолго до изобретения термина), поэтому образованная франкоязычная бельгийская писательница не могла о нём не знать. О чём она думала, когда писала эту книгу? Какие цели преследовала? Точных ответов у меня так и нет. Может быть, они есть у вас?
Ещё одной интересной проблемой на подумать является разница между писательницей и героиней, точнее, даже героинями. Что я имею в виду? Автором книги несомненно является Амели Нотомб, а героиней книги — Амели-сан (выше я так их называла, всегда чётко разделяя по ролям). Но в книге мы встречаем две Амели: рассказчицу и действующее лицо, т.е. Амели-о-которой-рассказывается и Амели-которая-рассказывает. И разница между их личностями огромная, ведь вторая рассказывает историю, уже отрефлексировав случившееся. Она умнее, выше, сильнее, чем первая, и вся ирония в тексте — это её ирония. Первая же Амели скорее похожа на бездушную марионетку в её руках. Да, книга вроде бы написана на основе реальных событий, но где заканчивается эта основа и начинается вымысел? И мой самый главный вопрос: сколько от реальной личности писательницы содержится в этих двух Амели?

Ох, такая маленькая книга — и так много вопросов без ответов. И всё равно, это хорошо написанная история, которую было интересно читать. Поэтому я думаю, что Амели-сан успешно следовала и седьмому принципу бусидо, даже если не знала о нём. Какой бы странной она ни была персоной, каким бы причудливым ни был её путь, думаю, она — настоящий воин.