4 "Три любви Достоевского" Марк Слоним. К чему нужно быть готовым при прочтении?

- Cherchez la femme. Но лучше хорошую, а не то намучаетесь, Федор Михайлович.
- Обижаете!? Я и сам кого хочешь замучаю!

Собственно, это и есть краткая версия книги “Три любви Достоевского” Марка Слонима.
Можно расходиться.
Если бы не одно НО. Последняя, и как оказалось, главная любовь жизни Достоевского оказалась той самой, счастливой. В ней измученная душа Федора Михайловича усмирила (насколько это вообще можно было в случае излишка болезненной гениальности писателя) своих демонов. Почти всех. Оставив только на всякий случай ревнивого бесёнка. Так что хэппи-энды бывают не только в кино. Доказано Достоевским. А ведь счастливый конец, по законам мелодраматического жанра, рожденного из самой жизни, не дается легко. Так и у нашего героя было.
Несчастливый брак с Марьей Дмитриевной Исаевой (по первому мужу).
Сложные, странные, порой унизительные отношения с эгоистичной, ничего и никому не прощающей Аполлинарией Сусловой.И, наконец, счастливый второй брак с Анной Сниткиной. Доброй, милой, нетребовательной Анечкой, которая любила преданно и была готова на все ради своего гениального мужа.
За подробностями этих историй предлагаю обратиться к книге.
А вот о моих впечатлениях после прочтения можно и здесь прочитать.
Итак. Думаю, вы не удивитесь, если я скажу, что читать “Три любви Достоевского” порой было мучительно. Герой к этому обязывает, скажете вы. Да, это так. И кое-что еще. Я, вроде бы, не ханжа, но слишком много и долго мы топтались на одном и том же. О физической любви говорили, конечно. О ее возможности и невозможности. Под лупой смотрели на тайные желания разных форм. Намеков и полунамеков в книге предостаточно, и на далекое от “нормы”, и на близкое к ней. Даже Фрейда позвали на огонек обсудить кое-какие моменты. И вот тут я задумалась – а оно мне надо? Неловкость при прочтении была моей постоянной спутницей.. Все понимаю. Картонный причесанный Достоевский? Да, ладно! Не поверю! Но и баланса как-будто не случилось. Целые главы закольцованы на одном и том же. Любил, хотел, мог, не мог, страдал, наслаждался страданием, причинял боль и так по кругу. В защиту автора скажу, что интимная сторона вопроса поднимается максимально этично и корректно.
НО! Стала ли я после этого “копания” понимать лучше творчество любимого писателя?
Ну, не знаю. Откровений не случилось. Возможно, женские образы в произведениях Достоевского для меня раскрылись чуть полнее. Чьи черты там присутствуют, почему они так себя ведут и т.д., – это интересно, действительно.
В целом, я же и так понимала, что из благоухающего миром и покоем сознания вряд ли рождается то, за что мы так любим Федора Михайловича. Или не любим. Верное подчеркнуть.
Тут опять НО! Если постепенно продираться сквозь тяжелые места об одном и том же, где я постоянно спотыкалась и поэтому откладывала книгу, то остальное написано и описано очень интересно. Даже я бы сказала атмосферно. На последних главах я ощутила внутри себя практически ликование, радость за Федора Михайловича и за его вечерний сладкий чай с вареньем (халат и теплые носки) и чтение Диккенса вслух любимой Анечке. На контрасте автор хорошо сработал. Точнее так преподнес реальность жизни Достоевского с его вечными долгами, страстью к рулетке, огромным болезненным самолюбием и не менее масштабным честолюбием, взрывным характером, плохим здоровьем и т.д., что я, если не смущалась, то рыдала. Цитаты из писем, свидетельства очевидцев, воспоминания близкого круга – всё на месте и очень органично работает над атмосферностью и увлекательностью повествования. При том, что книга не художественная, как мы понимаем.
Сам автор книги, Марк Слоним, в предисловии очень хорошо объясняет свою позицию при работе над книгой:

Конечно, многое в сердечных и физических привязанностях Достоевского либо совсем неизвестно, либо вызывает вопросы и сомнения. Кое о чем можно только догадываться, – и я считал себя вправе высказывать догадки и делать предположения: работа моя заключалась не только в том, чтобы представить факты и события, но и объяснить их в свете критического понимания. Я стремился быть не летописцем, а рассказчиком и толкователем.
<...> Но ведь Достоевский был гораздо сложнее, чем любой из его героев: гениальный эпилептик, человек с «содранной кожей», прошедший через страшные испытания смерти, каторги, нужды и одиночества, патологический любовник и мятущийся искатель святости, он прожил неповторяемую, фантастическую жизнь. Что же удивительного, если и повесть о его любви и страстях полна неожиданностей и противоречий и порою напоминает жгучие и мучительные главы его романов?

При прочтении лучше держать это в уме.
В общем, рекомендовано к прочтению поклонникам таланта Достоевского, кто точно уверен, что никакие подробности личных “изъянов” Фёдора Михайловича не повлияют на любовь и преданность к наследию писателя.