3

На днях одного из главных швейцарских писателей, Урса Видмера, не стало: 76 лет, восемь десятков пьес и единиц художественной литературы, из которых на русский переведено всего четыре. Видмера выдвигали на нобелевскую премию, сравнивали с Максом Фришем и Германом Гессе. В формулировке одной из присуждённых ему литературных премий сказано «его стиль представляет собой постоянное смешение направлений. Ирония и сатира идут у него бок о бок с реалистичной и сюрреалистичной точностью». Судя даже по «Жизни гнома», перекраивать реальность в духе фантазийности для него обычное дело. С литературой был связан очень тесно: сын переводчика, литературного критика и преподавателя литературы, он и сам продолжил путь отца: в его переводах опубликован Дюма, его колонку печатали в популярной газете, его курс лекций о современной немецкой литературе был популярен во Франкфуртском университете.

Неторопливую сказку для взрослых «Жизнь гнома» стоило бы читать голосом Армена Джигарханяна, здесь на скромной сотне страниц больше упрятано между строк и в интонации, чем в содержании. Ожившие игрушечные гномы должны бы – по задумке – описывать события жизни дома, объединяющего людей и крошечных проказливых существ, но о судьбе мальчика-владельца, его судьбе и его взрослении всего несколько фраз. Зато судьбы гномов – в подробностях. Старички кряхтят, вспоминают молодость, бодрятся и полагают, что они вечные: очень правдоподобная метафора получается. Игрушечный мир победил, макет оказался сильней. Это ни в коем случае не швейцарские «Приключения Незнайки», никаких всеобъемлющих картин мира с чётко прописанной политической и социальной сферой, это скорее миниатюрные «Старосветские помещики» с соседскими разговорами длиною в жизнь.

«Мы внимательно слушаем разговоры людей, как они говорят, что. Они один раз скажут «ложка», или «вилка», или «индивидуализация», и эти слова сразу же входят в наш лексикон. Мы очень быстро начинаем понимать, что они значат. Сегодня я бегло разговариваю по-португальски, иначе, чем мой выросший мальчик, хотя у него были точно такие же возможности, что и у меня. Мне хватило двух-трех поездок с ним в Лиссабон и по Алентехо. У меня начинает болеть голова от сострадания к нему, когда он пытается объяснить уборщице родом из Галисии, что она не должна трогать его книги, лежащие на полу. Что за жалкий лепет!»