5 Духовная лирика Санкт-Петербурга... или Музыка небес...

Это удивительное издание мне передал один мой хороший знакомый из Питера. Выполнено оно весьма качественно. Полиграфия - высочайшего уровня. Издание приятно взять в руки. Посвящен же этот выпуск "Невечернего света" 125 - летию со дня рождения Осипа Мандельштама. Несмотря на то, что в нём опубликованы и прозаические произведения главным его украшением является духовная лирика поэтов Санк-Петербурга. Открывает же раздел "Современная поэзия" Дмитрий Мизгулин, творчество которого представлено стихотворениями: "Дом Тютчева ("Смеркается. Как наваждение..."), "Птичьи права" ("Не имею, как маленький птах,.."), "А всё-таки спеши, спеши...", "Застыл на распутье - не знаешь,..", "В нашей жизни всё предельно просто:...", "Исчерпан февраль без остатка". Но по настоящему пронзительно в этом сборнике звучит стихотворение "За рамкой кадра" Владимира Рибопьера из Амстердама, посвящённое памяти погибшего Бориса Немцова. Отображение сего трагического события у поэта перекликается со знаменитым лермонтовским "На смерть поэта". Примечательно, что в качестве эпиграфов для своего стихотворения Владимир Рибопьер выбрал строчки из творения Владимира Высоцкого: "Мне чуждо это Я -моё второе, Нет, это не моё второе Я." и отрывок из "Преступления и наказания" Фёдора Михайловича Достоевского, в котором Порфирий Петрович ясно указывает Родиону Раскольникому на его вопрос "Так... кто же.. убил?" - "Да вы убили, Родион Романович! Вы и убили-с... - прибавил он почти шёпотом, совершенно убеждённым голосом." Гневным обличением пронизаны у Рибопьера строки:

"От вранья— косоглазие всё,
и все башни да кровли— на крови, на крови,
фортепьяно в южной стране
рассыпалось в сад наугад, на!— уж— гад. Олигархи сидят
в застеклённой стране,
поднимаются брови —
словно сам океан шепчет в ушко— ан, нет!

Никогда, никогда не увидеть им мартовский сад —
изголодавшийся, стойкий, с мужеством вровень,
чуешь: мыши— глаза, то сюда, то назад,
ведь убийство— мышление, действие— корень..."

Стихотворение "За рамкой кадра" пропитано болью об ушедшем друге студенческой юности. Но несмотря на трагизм его безвременной гибели автор с теплотой вспоминает физтех, в котором учился Немцов. Такие строки мог написать только однокашник Бориса:

"он из тех, кто по-своему понял вверх и низ,
что масса частиц лишь тогда становится телом
с разной скоростью века —
потому что смерти нет на самом деле, Борис..."