5 Современная классика

Долго я ходила вокруг этой книги. Объём пугал, прямо скажем: если не понравится, как эти семьсот с лишним страниц одолеть? Тема настораживала: опасалась, что автор будет слишком настойчиво «жечь глаголом», насильственными методами взращивая во мне патриотизм и ковыряя там, где и так больно.

Но было и любопытно. Юлия Линде, автор, в интервью говорила, что «Улица Ручей» для неё важнее остальных её книг, она несколько лет изучала архивы (не только наши), смотрела хронику, общалась с участниками событий и родственниками (или прототипами?) героев, а у книги есть самые настоящие научные консультанты. Уважаю такой подход. И всегда интересно, во что в итоге такая тщательная подготовка выльется.

Здесь она вылилась в полноценный роман, многоголосый, развивающийся сразу в нескольких временах. Чередуются главы о школьниках сороковых годов (рассказ от лица одного из них, Павлика), главы про Ирину, живущую в Российской империи 1900-х годов, главы про Вернера (Веймарская республика с 1919 года), главы про майора Селиванова, вернувшегося осенью 1938 года с войны в Испании. Затягивает, как когда-то романы Рафаэля Сабатини.

Разные герои, немного разное время, разные страны – но одни и те же вопросы: о ценности жизни, любви к Родине, добре и зле. Постепенно повествование усложняется, сюжетные линии сближаются. Так происходит в жизни: человек растёт, узнаёт больше и больше, его мир становится шире, многолюднее, объёмнее. И герои «Улицы Ручей» взрослеют, а вместе с ними «взрослеет» книга. Если первая треть тома это условно «Бронзовая птица» и «Кортик», то к финалу – «17 мгновений весны» с ускоряющимся сближением с реальностью.

В каждой сюжетной ветке – свои временны́е приметы. Стенгазета с рубрикой «Уголок безбожника», исчезающие друзья и соседи, разговоры недомолвками, «Тимур и его команда», октябрины вместо крестин (в крещении человеку даётся имя святого, а тут человек своё имя меняет на новое, революционное), шесть дней недели вместо семи, и те под номерами, без привычных названий; танцевальный этикет на балу, стихи Гумилёва и Маяковского, беспорядки на берлинской премьере фильма «На Западном фронте без перемен» по роману Ремарка – сначала кажется, что деталей слишком много и они притупляют восприятие. Но в какой-то момент вдруг оказывается, что они объединяют разрозненные знания, заполняют пробелы – и воссоздают полную картину.

Ощущение удивительное, конечно. Обычно художественная литература оживляет в воображении читателя то, что он не видел сам, на некоторое время делает прошлое настоящим, но при этом из самого настоящего выдёргивает. А тут вроде бы погружаешься в прошлое, но остаёшься в настоящем – и держат на плаву три вещи:

– Авторские комментарии в духе «N ещё не знал, что тогда-то случится то-то» – и читатель следом за автором добавляет эти комментарии там, где их в тексте нет – потому что мы-то знаем, что немецкий язык Павлику и его одноклассникам пригодится, а теоретические разговоры (о человеке перед лицом смертельной опасности, например) скоро утратят свою теоретичность.

– Постоянное обращение к личному культурному багажу читателя – и то, что до «Улицы Ручей» существовало в голове само по себе, вдруг обретает контекст, литература, музыка, кино и театр плотно связываются с реальностью и друг с другом, и мы видим того же Ремарка не только своими влюблёнными подростковыми глазами, но и глазами немцев тридцатых годов.

– Поиск ответов на одни и те же вопросы, но в разное время и в разных странах, одновременно объясняет произошедшее тогда и там – и выносит их за рамки, делает вневременными, общечеловеческими. Бывший граф, поп, еврей – любой ли человек одинаково нужен? Как патриотизм превращается в нацизм, а желающие добра люди творят жестокости? Можно ли как-то избежать этого или всё же никто не рождается добрым или злым, «это не биологические качества, а свободная воля каждого, личный выбор»?

«Улица Ручей. Накануне» – первая книга трилогии (вторая тоже вышла, но я до неё пока не добралась, третья в работе в издательстве).

Когда только открываешь книгу, кажется, что «Накануне» в названии – как обозначение временно́го отрезка, предыстория Второй мировой войны, но оказывается, что это ещё и начало, зарождение в людях того, что в итоге одних приводит к фашизму, а других – к борьбе с ним.

Можно было бы сказать, что это сложные материи, современные веяния, но нет, были в нашей литературе авторы, которые писали о войне и мире так, что становилось очевидно: каждый человек важен, от любого из нас зависит ход истории.