0 Не унять эту злую боль

«Привет!
Мы будем счастливы теперь...
и навсегда».
гр. Сплин

История взросления советских детей на пороге войны трагична по определению, потому что у них там первое свидание, каток на площади и выбор профессии, а ты ловишь их внутренний календарь и судорожно считаешь, сколько осталось до катастрофы.

Но жизнь героев и до дня икс не так уж проста и безоблачна: чьей-то семьи касается первая ласточка — потери в советско-финской войне, кого-то прорабатывают за то, что он не понимает тонкостей текущего момента (немцы, конечно, фашисты, но и нам не сказать чтобы совсем враги, а потому сочувствовать буржуям, гибнущим под бомбежками, нельзя), кого-то обухом по голове бьёт введённая плата за обучение после восьмого класса (в семье нет лишних денег). Но молодёжь влюбляется, пытается понять, как жить и кем быть, и просто хорошо проводит время в перерывах между общественной нагрузкой. Потому что эх, молодость.

Ассоциация первого уровня с «Завтра была война», но казавшийся мне в юности жестоким Васильев вовремя останавливается и лишь в эпилоге рассказывает о трагической судьбе своего 9 «Б». Слепухин же берёт тебя за руку и проводит по всем тропинкам, разошедшимся вслед за вчерашними десятиклассниками, с начала войны и до её окончания. И уже непонятно, что  страшнее.

Вторая ассоциация: «Дело, которому ты служишь» Германа. Тут различия намного более существенные, однако есть в этих романах сцена, почти один в один похожая, но с разными выводами: пара юных главных героев идёт по улицам и разговаривает о будущем. Юноша своё предназначение знает чётко, отступать от него не намерен, девушка мечется и идеи у неё, с точки зрения молодого человека, несерьёзные (то ли актрисой стать, то ли уехать возглавлять немецкое подполье). В своё время германовский Володя очень (очень!) меня расстроил тем, что буквально отчитал свою Варю как пятилетнюю и отправил взрослеть, умнеть и искать нормальное дело, а не вот эти ля-ля. У Слепухина Сережа намного более терпим и к своей любимой относится в разы бережнее.

История появления и расцвета первой любви «пролетария» и «командирской дочки» занимает львиную долю сюжета, чего автор совсем не стыдится — чувства, наивность и даже глупости для него естественные спутники юности, а потому они приятны и ему, и читателю. Вероятно, не менее приятно Слепухину было воссоздавать довоенную юность ушедшую, потому что она, несмотря на все политические извивы и сгущающиеся тучи, вышла такой светлой и прекрасной.

Конечно, как человек, чью жизнь вместе с жизнями его героев перепахало в июне 1941-го, Слепухин не может не задаваться очевидными для выживших вопросами (благо, в 1962-м уже можно было их задавать), но и про патриотическую патетику не забывает (потому что это уже 1962-й).

Оказывается, перечитывать тетралогию ещё больнее, чем читать в первый раз. Потому что ты знаешь. Вот юный Серёжа Дежнев учит физику, мечтает стать инженером и построить с Таней счастливую семью, несмотря на все классовые различия бесклассового общества, а ты знаешь. Вот Люся (о Люся!) выслушивает от мамы план на жизнь, который та для неё составила, сама же мечтает совсем о другом, а ты знаешь. Вот Володя Глушко, раздолбай и мечтатель, в громких спорах отстаивает будущее ракет и возможности космической программы, а ты знаешь. Ты точно знаешь, как по этим вчерашним детям прокатится война. Как неслучившийся инженер Серёжа станет суровым командиром; как истовая комсомолка Люся окажется в чужой стране и менять свои взгляды; как изнеженная принцесса Таня будет выживать в трудовом лагере.

А напоследок принесла цитату, которая из далекого 1962-го передала привет в сегодня:

«Комсомольский руководитель позволил себе оскорбить её, бросить ей в лицо самое страшное из обвинений. (...) За что? Только за то, что она хотела воспитывать свой отряд так же, как воспитали её — в отвращении к войне, к фашизму, к агрессии».

Спасибо. Так достаточно больно.