5 Цельная картина военных действий, описывающая причины, тяготы и ужасы первой мировой войны, начавшейся в августе 1914 года.

Сразу стоит отметить, книга описывает военные действия исключительно 1914 года, так что не стоит её брать с целью получить полную хронологию событий Первой мировой войны.

Итак, после прочтения можно сделать довольно однозначный вывод, что основной виновник войны, это кайзеровская Германия, стремившееся к реализации своих амбиций по расширению империи Вильгельма II.
Войска уже были готовы и снаряжены, нужен был лишь формальный повод начать убивать и оккупировать.
А тут вдруг подарок, у соседней Австро-Венгрии наследник трона царька-императора, имени которое мало кто вообще вспомнит, решил сгонять на выходные в неспокойную Сербию, где его "благополучно" застрелил местный полоумный.
Австро-Венгры, конечно немного всплакнули, как же так получается? Нужно было отвечать и формальным ответом был ультиматум Сербии (заведомо нереализуемый).
Как итог Австро-Венгрия пошла в маленькую картельную операцию на Сербов, конечно не без полной поддержки со стороны Германии.
Так началась Первая мировая война, по итогу унесшая жизни 20 млн человек.

«Объяснений набирается несколько. Во-первых, немецкие правители, как и большинство мужчин своего поколения, считали войну естественным способом удовлетворения государственных амбиций и демонстрации силы: в конце XIX века Пруссия трижды с успехом им воспользовалась. Георг Мюллер, глава военно-морского Кабинета при Вильгельме, уверял своего государя в 1911 году, что «война - это не худшее из зол», и именно такое мнение преобладало в Берлине. Кайзер и его главные советники недооценивали могущество, которого их страна могла бы достичь благодаря экономическому и промышленному развитию без всяких войн. Немецкие власти ошибочно полагали, что господство в Европе можно завоевать лишь на поле боя. Немецкой душой в этот период владела паранойя - уверенность, что стратегическая позиция страны не только не укрепляется, а, наоборот, подорвана подъемом социализма внутри империи и военной мощью Антанты за рубежом. Многие немецкие банкиры и промышленники пребывали в нездоровой уверенности, что западные демократии мечтают задушить немецкую индустрию. Посол Германии в Вене попытался было охладить воинственный пыл австрийского правительства, однако результатом стали возмущенные резолюции кайзера на его докладах: «Кто его уполномочил? Это несусветная глупость!» Германия понимала, что с большой долей вероятности русский царь возьмет Сербию под крыло - Николай II уже высказывал подобные намерения. Однако Мольтке и Бетман-Гольвег были одержимы страхом перед постоянной угрозой со стороны России, поэтому, если сражение с российской армией неизбежно, пусть оно случится как можно раньше.»

Любая милитаризация общества ведет только и исключительно к войне, ни к чему другому эта модель государственного устройства привести не может по определению. Это отлично показа Германия, как в первую, так и во вторую мировую.
Это словно закон природы, если ты готовишься к войне, наращивая свои войска, ведешь пропаганду войны, геройства и доблести, проводишь военные парады и тп, итог этому будет только один – общество в нищете и разрухе с километрами могил уходящими за горизонт.

Важно отметить, все войны начинают кучка бюрократов или царей, а потом под их решения погоняют общий нарратив для самаритян, первичная необходимость которых исключительно в исполнении воли правящего класса – таковы издержки любых режимов отличных от либеральных и демократических.

«К войне привел не подъем националистических настроений, а решения в узких правительственных кругах семи стран. В большинстве государств до начала военных действий немногие участвовали в демонстрациях, призывающих к войне, и нет никаких оснований утверждать, что они как-то повлияли на политику. Однако открытый конфликт заставил народ сплотиться против общего врага и проявить патриотизм. Многие из тех, кто активно выступал против военных действий, решили, что время для споров вышло и гражданский долг обязывает оставить распри в прошлом. Протестантский священник из Шварцвальда отмечал, что католики, прежде не видевшие его в упор, теперь при встрече говорят: «Здравствуйте, пастор!»12-летняя Эльфрида Кюр, жившая с бабушкой и дедом в Шнайдемюле, писала 3 августа: «Учим новые песни о военной славе. Боевой настрой в городе растет с каждым часом. Люди ходят по улицам группами, выкрикивая: "Долой Сербию! Да здравствует Германия!" Все в черном, с красно-белыми помпонами в петлицах или бело-черно-красными бантами». Фельдмаршал лорд Робертс (или Бобс, как ласково называли его британцы) писал 6 августа в The Times: «"Права она или нет, это моя страна!" - Вот какое чувство должно владеть сердцем каждого, кто достоин звания мужчины». Даже Рамзи Макдональд - пацифист, бывший руководитель лейбористов, призывал «тех, кто может записаться в армию, , - записаться, а тех, кто работает на военных заводах, - работать с полной отдачей». Ритуальные политические примирения наблюдались по всей Франции.»

Макс Хейстингс в своей книге коснулся только самого кровавого этапа войны, первых 6 месяцев, когда военачальники руководствовались устаревшими принципам ведения военных действия прошлых эпох, забегами кавалерии с мечами и строевые перемещения в лобовую, почти как при Наполеоне, только теперь перекладывая это на войска из сотен тысяч солдат, как итог космические людские потери, 20-40 тысяч человек убитыми за один день… или четверть миллиона в месяц... это даже вообразить трудно.

«Если немецкая и британская армии перешли на невзрачную серо-зеленую форму и хаки соответственно, то французы и бельгийцы, как и в XIX веке, щеголяли яркими, пестрыми мундирами. Потрясающе: французские солдаты шли навстречу вражеским пулям под барабанный бой и фанфары, с развевающимися полковыми знаменами. На скольких французских могилах 1914 года стоит после имени и фамилии лаконичная приписка clarion - трубач... Многие части отправляли на битву целые оркестры, а кто-то из офицеров надевал белые перчатки. У всех воюющих сторон войска вели в бой командиры с саблей наголо, верхом на боевых скакунах. Начиная с сентября войска начали окапываться, однако характерной чертой августовских сражений во Франции и в Бельгии оставались прекрасно видимые противником передвижения пехоты, кавалерии и артиллерии. Людские массы выступали навстречу сокрушительной мощи современного вооружения таким же боевым порядком, как в древние времена. Последствия были предсказуемы для всех - за исключением некоторых генералов.»

Многие рассказы очевидцев с фронта также отлично показывают, к чему приводит геройство на войне (так восхваляемое пропагандой) – в большинстве случаем к смерти без каких-либо даже минимального влияния на ход военных действий.
По сути для эволюции, это как раз та самая тупиковая ветвь развития вида, которая стирает гены того, кто решил стать героем. Продолжить свой род смогли лишь те, кто не геройствовал, а прислушался к базовым инстинктам - страху и желанию жить – таковы непреложные законы природы!

Осознание бессмысленности войны, своей жизни и того что обратной дороги к очеловечиванию нет, на фронте приходит невероятно быстро.

«Немецкий солдат Крестен Андресен, один из обреченных на смерть, писал в дневнике 28 сентября: «Мы так зачерствели, что идем на войну без слез и без страха, но все мы знаем, что наш путь лежит в адские врата. Однако окаменевшее сердце бьется не так, как ему хотелось бы. Мы уже не похожи на себя. Мы больше не люди, мы вымуштрованные автоматы, которые действуют не раздумывая. Боже, если бы мы только могли снова стать людьми!»

"Социалист и пацифист Жан Пети описывал позже свою жизнь в немецком лагере для военнопленных: «Французы, бельгийцы, русские, англичане спят вперемешку. Это новый Вавилон. У каждой нации есть свои преимущества и недостатки, есть люди хорошие, честные и чистые, а есть агрессивные, ненасытные и отвратительные. Вчера вы с ними враги, сегодня союзники, и ни они, ни вы не знаете почему. Мы лишь игрушки, марионетки».