4.5 Уже не волк, но еще и не человек.

Сложно даже сказать с какой лучше стороны подходить к такому монументальному, эпическому, важному и глубокому литературному произведению как «Степной волк». Возможно, это одна из главных книг двадцатого века в принципе. Она врезается в наше время как топор в древесину, разрезает его как остро отточенное лезвие рассекает тонкий слой нашей кожи, которая служит вовсе не защитой, а маской для беспомощности нашего существования.

Годом выхода книги считается 1927. Это время глубочайшего кризиса, возникшего между двумя мировыми войнами – эпоха, которую человечество не смогло ни разрешить, ни переварить, ни отвергнуть. Никакая социальная формация, утопическая надежда, научная теория, философская максима, интеллектуальная парадигма, никакое героическое свершение в рамках ли отдельной личности или целого континента, никакие технологические достижения не смогли воспрепятствовать тому, что все современное человечество дружно упало в яму тяжелейшего духовного обнищания, так называемой «экзистенциальной» тоски и абсолютной, непререкаемой тревоги, которая проросла не просто в боязнь смерти, но в страх перед жизнью. Естественно, величайшие философы двадцатого века придумывали и продолжают придумывать всевозможные дискурсы, призывая к себе на помощь всю мудрость последних трех тысячелетий. Гуманисты вопиют о необходимости революции сознания, скептики прячутся в свои панцири эмоциональной отрешенности, консерваторы мечтают о возрождении счастливой старины – но все это ровным счетом ничего не стоит, ибо падает в совершенный вакуум безвременья, которое не возвращает поглощенного даже в виде слабого отзвука эха. Сегодня, подходя к отметке первой четверти двадцать первого столетия, мы не так сильно ощущаем собственную безнадежность, которая глушится в нас любыми доступными способами – атавистическим уходом в идеализм, безостановочным потреблением удовольствий, проективным мышлением «в светлое будущее» и так далее. Но вот между двух мировых войн вся мировая интеллигенция впала в настоящий экзистенциальный ступор, увидев изнанку человеческого существования. В большинстве своем писатели не нашли ничего лучше, как остановиться на совершенно безвольной, пассивной и деструктивной констатации факта беспомощности, пусть даже в высокохудожественной форме. И только избранные единицы, уже тогда, в двадцатые-тридцатые годы пытались срочно найти какой-то выход из той тюрьмы пожизненного духовного заключения, которое грозило всем будущим поколениям. Одним из таких людей и был Герман Гессе, написавший множество по-настоящему гениальных, провидческих художественных произведений. Однако «Игра в бисер» и «Степной волк» (являющиеся прямыми противоположностями, но это особый разговор) занимают особое место, ибо по структуре, идеологии и глубине философской проникновенности приближаются уже к мировой классике Ницше или Достоевского.

«Степной волк» - не просто выдуманная история из жизни неизвестного интеллектуала Гарри Галлера. Это попытка ответа на вопрос – как вообще возможно существование в современном мире человека, чьи духовные, эмоциональные и разумные потребности сильно превышают те, которые необходимы обществу или как это описано в книге – кто имеет "одно лишнее измерение"? Галлер, наравне с Рокантеном Сартра – собирательный образ, срез целого поколения «неудавшихся творцов», которые были выброшены на помойку «невидимой рукой рынка», отправлены на свалку существования, не сумев вписаться в конъюнктуру культурного тренда двадцатого века. Кто застыл между классицизмом Томаса Манна или Джеймса Джойса, но в то же время не мог быть так же открыт, страстен и раскрепощен как Селин или Генри Миллер. Собственно, вся книга и представляет из себя некую психологическую попытку выбраться из этого кокона собственного «Я», с помощью практик юнгианского психоанализа, самопознания и восточной мифологии.

Если формально проследить композицию книги, то можно увидеть, как она постепенно, неспешно и плавно меняет тон. В начале это практически документалистика, в которой главного героя нам описывают с точки зрения его сожителя, который очень внимательно следил за его внешними привычками, поведением и пытался хоть как-то проникнуть в его образ мысли. Потом повествование ведется уже от лица самого Гарри, и оно также проходит несколько стадий. Первой является его взаимоотношение с миром, который он в каких-то моментах, отрицает, в каких- то презирает, в каких-то боится и, в общем, приходит к выводу, что добровольно его оставить – решение настолько же логически верное, насколько и безапелляционное. Вторая стадия – встреча с роковой девушкой, его полной противоположностью, которую связывает с ним только одно – если он существует на острие интеллекта, в глухой, серой, убийственно скучной вселенной трагической мысли, то она также висит на волоске от бездны, но бездны чувственной, стихийной, страстной, пламенно романтической. С помощью этой девушки Гарри начинает понимать, что всю жизнь был для самого себя чужаком – он обманывал себя, бежал от своего «Я», выстраивая неприступный замок собственной личности, из окон которого мог бы плеваться в сторону остального мира. Стремясь избавить себя от зудящей боли существования, эмигрировав в область чистой мысли и искусства, он забыл, что вместе с болью уходит и радость. Поэтому третьим, важнейшим этапом является путешествие Гарри в глубины собственного естества. Эта часть выражена уже чисто метафорически, целиком и полностью абстрактно и можно сказать даже импрессионистски. Заканчивается книга неоднозначно – знаком вопроса, который герой задает самому себе дойдя до последней точки кипения своей субъективности, пережив все возможные трагедии и комедии, разыгранные как во сне, так и наяву. Вопрос этот звучит так – «а что же дальше»?

С абсолютной уверенностью можно констатировать, что роман велик не только своей нарративной, композиционной составляющей, развитием персонажей и самыми разными техниками самоанализа человеческого Я. Не менее амбициозны, ярки и, до настоящего времени, актуальны разнообразные литературные отступления, в которых Гессе рассуждает о современности, культуре и образе жизни цивилизованного человека. В простейшей, доступной и всем понятной форме он излагает практически все известные на тот момент философские течения – от дадаизма до хайдеггеровского экзистенциализма. Эти отдельные художественные вырезки звучали бы превосходно даже в виде отдельной статьи или эссе, но будучи вплетены в ткань повествования, в устах персонажа они приобретают еще стократную силу. Кому-то, пожалуй, не понравится тот крутой поворот, который повествование совершает в конце, перемещаясь в область чистой метафизики и метафор. Стоит признать, книга действительно резко меняет жанр, как будто пытаясь уйти от ей же поставленных ранее вопросов. Но здесь, вероятно, следует читать ее по-другому. Может быть ответы на поставленные жизнью проблемы могут прозвучать исключительно в символическом виде. Более того никакого окончательного решения быть не может, и каждый ответ будет являться только переходом к следующему, еще более глобальному вопросу. Но ведь в этом и состоит та глобальная перемена, которую претерпел Гарри, ее же должны претерпеть и читатели. Нет никакого смысла костенеть в своем «Я», искать ответы, которых не существует , стремясь к логическому финалу в виде самоубийства. Нужно просто почувствовать ритм игры, музыку случая, дыхание вселенной, разломать свое «Я» на кусочки, пытаться полюбить ближнего, чувствуя не могильные холод небытия, а пламенный огонь жизни с ее болью, страданием и отчаянием. И сама книга является даже композиционно неким практикумом на пути к этой истине. Поэтому эпиграфом к ней и звучит постоянно повторяющаяся по ходу фраза «Вход только для сумасшедших».