4

Викторианская эпоха, пансионат для благовоспитанных юных леди, строгие нравы, страдания и напасти, джин из консервной банки… что? А, да. Вы все правильно поняли: однажды не слишком благовоспитанная воспитанница школы мисс Саламанки в наказание за сквернословие была отправлена разбирать мусор. И, просеивая содержимое баков, нашла новомодную консерву — такую, знаете, с ключиком, с помощью которого сворачиваешь жестяную крышку в свиток, а внутри обнаруживаешь рядок сардинок. Только Мэйв таким макаром достался джинн. Опытный читатель сразу догадается, что не все так просто с этими джинновскими тремя желаниями — по законам жизни и литературы мало кто знает, чего хочет на самом деле и поскольку история скорее подростковая, то в финале все птички по жердочкам, враг покаран, добро победило, моралите подведет черту. Но автор не настолько не любит своих читателей, опытных и не очень, чтобы скармливать им пустышку.

Поначалу, конечно, все довольно в парадигме со всеми нужными отсылками на их/наше британское все — Диккенса. Но потом оказывается, что главной героине не обязательно быть таким вот ужасным сорванцом (тм) и вызывать зубовный скрежет у окружающих. И окружающие не хуже и не лучше, чем о них думает Мэйв — они просто другие, а ей бы научиться присматриваться к людям. Джинн, к слову, тоже парень темпераментный и не так чтоб добродушный, но после банки кто из нас был бы котиком:
«Джинн заметался, растягиваясь и строя рожи, дергая щеками и разбрасывая в стороны руки.
Словно его тело было слеплено из глины, и теперь, после заточения в жестянке, он пытался придать себе правильную форму. Ох и свирепым на вид оказался этот дьявол!
Кожа пестрела зелеными и серыми пятнами, по телу шла рябь, словно волны по океану в грозу.
Колючие белые брови нависали над зеленоватыми рыбьими глазами, которые сердито посверкивали. Невероятно нелепые усы — седые и длинные, завивающиеся кольцами, — свисали ниже подбородка. Огромная голова была круглой и лысой, как бильярдный шар.
Он выглядел злобным. Злобным и древним. Возможно, древнее Лондона, а ведь тот восходил к самим римлянам! Однако старческой дряхлости в нем не было ни на унцию: большие зеленые
мускулы бугрились силой, хотя вместо ног у него курился лишь дым».

Здесь есть все для классической (кстати, раз речь о диккенсовских вайбах, то вполне рождественской) истории: сиротки (оторва, тугодум и скромница), неприятные однокашники и непременный буллинг, равнодушные взрослые и неколебимая иерархия ценностей, скорее наследующих традиции, чем здравых, волшебные приключения и чудесные надежды. Но Джули Берри говорит о неудобном — в том числе о вечном «ты же девочка», и эксплуатации, и о том, какие мы есть и какими нас видят другие. И какими мы хотим видеть их.

Елена Николенко перевела сказку «Три желания Мэйв» для Эксмо и написала послесловие к русскому изданию, немного рассказав читателям-подросткам о том, что диккенсовские вайбы это не только размягчение черствых сердец, но и детский труд на потогонках, бесправие сирот любого пола и — в большинстве — женщин, вообще атмосфера такая себе, несмотря на безудержный технологический рост. Особенно когда ты женский человек любого возраста.
Словом, к истории Эбенезера Скруджа этой зимой я бы посоветовала добавить историю Мэйв из школы мисс Саламанки. Как ни крути, но этой сиротке тоже пришлось пересмотреть приоритеты, чего не случилось бы, не повстречай она джинна Мермера на одной из лондонских помоек.

Источник