«Не существует деяний более величественных, чем те, что творятся в воображении. Реальность никогда не превзойдет по своему совершенству идею. Из этого следует, что чем более идеальными и неисполнимыми будут обещания, тем больше веса обретут они в иллюзиях толпы.<…> Коротко говоря, Государь не может не быть магом – по меньшей мере уличным фокусником».

Первое же предложение в одиночку укрывает затейливым узором перечислений аж три страницы, застилая глаза постапокалиптическим раздраем большого города. Дальше больше: «Президент набрал высоту над центром площади и медленно направился к балкону, где Кабинет министров в полном составе замер, наблюдая, как Он парит прямо перед их ошалевшими физиономиями». С этих пор перестаешь видеть, потому что это невозможно, - ты уже полностью погружен в бурлящую фантасмагорию романа, вскипающего причудливыми аллегориями.
Государевы прозвища разбрызганы через запятую на страницу, а сумма уворованного из народной казны сокровища, «накопленного благодаря воображению, контрактам, синекурам, милостям, концессиям, приватизациям, отчуждениям имущества, аукционным торгам и даже маленьким и непроизвольным актам клептомании» стекается в почти двухсотзначное число. Каково, а? Андахази не мелочится и меньше всего хочет, чтобы в мелочности заподозрили его героя. Впрочем, оно никак не возможно. Существо, произведенное на свет женщиной «без признаков беременности» в результате «расслабившего ее кишечник неожиданного несварения желудка», в первые же минуты жизни становится причиной колоссального извержения вулкана, закаменившего сотни жизней. Воспитанное Жабой, вскормленное Муравьиной Царицей, обученное Змей и бесплотным советником, едва появившись средь местных сирых индейцев, оно одаривает их нестерпимой зависимостью, подсаживая на самого себя. Нет, оно играет по крупному.
Для усиления народной лояльности перед очередными выборами ловко подстраивает гибель приемышей: «То было восемь драматических кончин и восемь счастливых президентских выборов – одни за другими». Когда же вдруг выясняется, что «окончательно исчерпан запас детей», в ход идут родные.
Поисками спутницы оно тоже не озадачивается; достаточно прийти в бордель, и на вопрос, на сколько господин желает взять эту девушку ответить: «Отсчитайте примерно лет пятьдесят». Блеск!
Аллюзии, гиперболы, гротеск, аллегории и метафоры – весь этот сонм возводит в абсолют невероятный абсурд и кровавый ужас аргентинской истории XX века. Государь – суть химера, вмещающая самые отталкивающие и потрясающие в своем уродстве черты южноамериканских диктаторов.
Язык книги столь ярок и самобытен, а сюжет столь вечен и остер, что в первые же несколько страниц возникает недоумение – неужели роману всего 12 лет? А не 200, не 400. «Государь» ощущается неким столпом сатирической литературы наравне с «Утопией» и «Гаргантюа и Пантагрюлем». Здесь современная литература в причудливой обработке фольклора (никак не наоборот), сочетаясь с антропологией, политологией и историей, обретает удивительную глубину и многогранность.

«Повелителю следует убедить толпу, что если он окажется неспособен обогатить сам себя, он окажется тем менее способным обогатить своих сограждан».