4.5

В предисловии нас предупреждают, что книга переведена и отредактирована не очень-то хорошо. Поэтому я параллельно решилась читать на русском и на английском, в результате чего и так непростое чтение небольшой по объему книги (в первую очередь, эмоционально непростое) растянулось на месяц. Но я не жалею об этом и рекомендую, если вы владеете английским, читать все же на нем, русский перевод неточен и местами небрежен (на мой взгляд).
Ханна Арендт мало говорит о конкретных случаях, она методично показывает общую картину уничтожения евреев и ее связь с работой Эйхмана. Рассказывает, какое количество людей было убито на отдельно взятой территории, как вели себя местные власти, как вели себя лидеры еврейских общин (увы, если верить Арендт, вели они себя неверно, то ли неправильно оценив обстановку, то ли в надежде спасти хотя бы себя и свои семьи), различные нацистские организации и функционеры, и что в это время делал и как мог повлиять на эти убийства Эйхман. Наряду с этим Арендт описывает суд, поведение обвиняемого, его адвоката, прокурора и судей и пытается объяснить мотивации всех участников процесса обрисовать характер и биографию Эйхмана. Немного места уделено также поимке Эйхмана, ремаркам о положении дел в самой Германии на момент суда (сколько нацистов, виновных в смертях тысяч людей, отделалось минимальным наказанием или в принципе остались без него и спокойно прожили свою жизнь на свободе), израильской политике того периода. Каким-то образом из отдельных, не всегда последовательных, фрагментов Ханне Арендт удается собрать цельное произведение, которое увлекает, пусть и вызывает местами массу негативных эмоций.
Я слышала об этой книге раньше и не раз, но все откладывала и откладывала ее чтение, потому что знала, что будет больно. И действительно читать было морально тяжело. Местами казалось, что человек – существо ужасное, отвратительное, не способное не использовать свои достоинства во зло другим людям и миру. Геноциды, войны повторяются и повторяются на протяжении всей истории человечества. Картина мира, представленная Ханной Арендт ужасающа, но в ней есть проблески. Люди, которые отказываются убивать. Люди, которые спасают, рискуя своим благополучием, а то и жизнью. Представители церкви, которые пытаются противостоять геноциду (таких среди высших чинов было не очень много, но они были). Правители, стремящиеся сохранить жизнь евреям, даже тем, кто не является их гражданами (тоже мало, но были). Простые люди, прячущие своих близких, друзей, соседей, знакомых.
С другой стороны – страны и люди, которые приветствуют геноцид евреев. Тех, кто рад именно физическому уничтожению, кто хотел его (а не просто депортации и отобранных богатств, производств, домом и т.д.), не так уж и много. Ужасающий пример – режим Антонеску в Румынии, сотни тысяч убитых евреев и цыган как инициатива румынской власти и при большой поддержке румынского народа. В других странах – полное подчинение властей приказам нацистского руководства, отсутствие значимого сопротивления. И практически везде желание нажиться на чужом горе, получить без особых усилий деньги, имущество. Мерзко. И страшно. Страшно однажды оказаться человеком, равнодушным к чужим страданиям и жаждущим исключительно наживы. Страшно оказаться и такой как Эйхман в описании автора, преданной идее или системе, хорошо выполняющей свои обязанности, но не имеющей собственных моральных ориентиров. Страшно, что однажды встанет выбор между собственным благополучием и велением совести, морали, и я выберу благополучие. Страшно, что я могу уже это делать, но не понимать. Наверное, банальность зла для меня про это. Необязательно быть именно злым, жестоким и жаждущим чужой крови, чтобы в итоге оказаться виновным в гибели сотен тысяч людей. Достаточно просто следовать приказам и думать, что тем, кто сверху, виднее. Достаточно оправдывать свои поступки верностью системе или идеалам. Достаточно отключить или не включать критическое мышление. Эйхман совершил сотни, тысячи поступков, приведших его на суд в Иерусалим. Какой из этих поступков сделал его действия окончательным злом? Мог ли он в какой-то момент остановиться, не переступить грань? Мы даже не знаем до конца, осознавал ли Эйхман, что совершает зло. Если его психика – психика нормального социального человека, которому убийство дается не без сложностей, могла ли она принять тот факт, что Эйхман ответственен за смерти такого количества людей? Арендт говорит немного о том, как лексика влияет на обман психики. Какие использовались слова и выражения, чтобы не называть убийство человека убийством. Мы берем язык, меняем слова, и вот человек уже оправдывает сам себя. Так просто? Жаль, что нельзя вернуться назад и поговорить со всеми этими людьми, совершавшими геноцид. Как они объясняли это себе, как они жили после второй мировой, как их психика, их память, мышление справлялись.
Я не знаю, что это за жанр. Смесь документалистики и философии? Для философии как-то слишком просто, понятно и не абстрактно. Для документалистики – как будто недостаточно фактов. В любом случае это книга, которую стоит прочитать. Увы, но не думаю, что она когда-нибудь потеряет свое значение.