5

Мне было невероятно сложно читать эту книгу. Я несколько раз откидывала ридер, заливалась слезами и меня трясло. И это при том, что я не чувствительная натура, меня сложно довести до слез, сложно заставить переживать за героя.
Но Нижинский. Воистину Божий клоун. Шут, проводник, эльф, забытый герой.
Мне сложно даже описать эту книгу. Все что в ней есть выражено емко в названии: ЧУВСТВО! С большой буквы и с восклицательным знаком.
Я знакома с безумием, Я знакома с безумием творческих людей. Это страшно смотреть когда талантливый человек погибает, мучается. Он то считает свой талант грехом, то даром.
У него сотни голосов внутри.
Нижинский не просто танцор, не просто человек, который выражает все в танце, он та великая личность, которая разрушала сама себя. Сила его таланта рушила его изнутри.
Шизофрения с проблесками разума. В тот момент он тянет санки на которых сидит маленькая дочка и останавливается около замерзшего озера, по которому скользят люди на коньках. Он теребит свой крестик и бог весть о чем думает.
Видит ли танец или может перед его глазами иная картина.
У него в голове столько всего, но болезнь подкосила его красноречие
Я встал очень поздно, в 9 часов утра, и первое, что сделал, пошел писать. Я пишу хорошо, ибо моя рука не устала.
И. мы увидели Нижинского, под звуки похоронного марша, — вспоминает Морис Сандоз, — с лицом, перекошенным ужасом, идущего по полю битвы, переступая через разлагающийся труп, увертываясь от снаряда, защищая каждую пядь земли, залитой кровью, прилипающей к стопам; атакуя врага; убегая от несущейся повозки; возвращаясь вспять. И вот он ранен и умирает, раздирая руками на груди одежду, превратившуюся в рубище.

Нижинский, едва прикрытый лохмотьями своей туники, хрипел и задыхался; гнетущее чувство овладело залом, оно росло, наполняло его, еще немного — и гости закричали бы: “Довольно!” Тело, казалось, изрешеченное пулями, в последний раз дернулось, и на счету у Великой Войны прибавился еще один мертвец»

Здесь Вацлав танцевал для своих соседей в Швейцарии.

Я никогда не понимала красоту танца. Мне это не дано, но почему то я думаю, что увидев танец Нижинского, я смогла бы понять и почувствовать его.
Гений и Демоны шли за Вацлавом всю его жизнь. Безумно любивший своих дочерей и безумно боявшийся свою же жену и ее родственников. Он все делала безумно. Искал красоту и находил уродство.Чувствовал любовь и страх.
Погружался все сильнее в свою болезнь. Боролся с депрессией, тревожностью. Если читать дневники с точки зрения психиатра,то можно заметить, что та разорванность речи, которая была в самом начале, порой отступает и текст становится более связанным и логичным.Зато все более заметна маниакальность Нижинского в той или иной форме.
Сложная книга. На больного тем или иным психическим расстройством смотреть вообще сложно, узнавать его жизнь в разы сложнее. Это не жалость, а скорее грустная констатация факта его заболевания.
Вдвойне сложнее,когда человек понимает свое заболевание и понимает, что оно с ним навсегда.
Нижинский понимал. Старался не замечать и жил вне людей. Он любил людей, любил быть с ними,но не мог.
Это ли не трагедия для того, кто купался в лучах всеобщей любви.
Сложная книга, моя самая долгая книга из всех.
Она убила меня и заставила чувствовать.