Больше рецензий
8 июня 2022 г. 18:40
1K
4 Язык как отрава разума
Рецензия«Язык, который сочиняет и мыслит за тебя…» Нужно всегда иметь в виду, что речь идет о яде, который впитываешь бессознательно и который оказывает свое действие.
Сложно оценить данную книгу, так как филология далека от сферы моих интересов, тем более, что речь идет об иностранном языке, который при переводе на русский наверняка в той или иной мере искажается. Признаюсь, я хотела прочесть другую книгу данного автора Виктор Клемперер - Свидетельствовать до конца: из дневников 1933-1945 , но, не найдя ее , решила, что и в этом издании тоже должна быть информация о писателе, его рассказ о довоенной эпохе и о Третьем рейхе. И хотя, бесспорно, Виктор Клемперер рассказывает о себе и о событиях того периода, все же главной темой является изменение немецкого языка во время правления нацистов.
К сожалению, книга открыла мне мало нового, да и постоянные скачки между временными периодами несколько мешали целостному восприятию картины данного исторического момента. К тому же автор соединял в одну главу те или иные зарисовки о прошлом именно с точки зрения изучения языка, а не рисовал последовательно изменения в жизни немецких евреев.
Конечно, было весьма познавательно узнать, что наличие арийской жены и отсутствие детей могло значительно помочь преследуемому нацистами еврею, хотя в последние годы войны этот факт уже не мешал совершаться преступлениям. Интересны рассуждения автора о героизме, о том, как подлинный подвиг может заменяться сомнительными трактовками, служить лишь для хвастовства и тщеславия.
Причем не только молодые люди, недавно вернувшиеся с фронта или из плена и не встретившие ни почета, ни внимания, но и девушки, которые вообще не нюхали армейской службы, были всецело под обаянием героизма в его сомнительной трактовке. Одно стало тогда ясно: невозможно рассчитывать на действительно верное восприятие сущности гуманизма, культуры и демократии, если вот так думают о героизме, а точнее – не думают вообще.
Тем чище героизм, тем значительнее, чем он тише, чем меньше у него публики, чем менее выгоден он для своего героя, чем меньше у него декораций. Я ставлю в укор нацистскому понятию героя именно его обязательную привязанность к декоративности и хвастовству. Официальный нацизм не знал достойного, подлинного героизма, он исказил само понятие, создал ему дурную репутацию.
Или о том, как те или иные словосочетания нацисткой пропаганды проникают в повседневную речь, отравляя разум людей. Сравнение религии и веры в Гитлера не первый раз встречаются в литературе, но об этом тоже было весьма занимательно читать.
LTI апеллировал к фанатическому сознанию, а потому вполне естественно, что этот язык в своих взлетах приближался к языку религии. Самое интересное здесь, однако, в том, что, будучи религиозным языком, LTI был тесно связан с христианством, а точнее – с католицизмом. И это несмотря на то, что национал-социализм с самого начала боролся с христианством, и особенно с католической церковью – как тайно, так и явно, как теоретически, так и практически.
Поэтому, подводя итог, хоть я и не буду рекомендовать эту книгу к прочтению, так как считаю, что она не для массового читателя и что есть более удачные описания происходящего в гитлеровской Германии, все же и из данного текста можно выписать много цитат на память и пополнить свою копилку знаний о том сложном, жестоком времени.
Республика дала слову – устному и письменному – фактически самоубийственную свободу. Национал-социалисты открыто обливали грязью все и вся, они пользовались дарованными конституцией правами исключительно в своих целях, нападая в своих изданиях (книгах и газетах) на государство, разнузданной сатирой и захлебывающимися проповедями черня все его учреждения и программы.
Но речь не просто стала теперь важнее, чем прежде, она с неизбежностью изменилась и в своей сущности. Поскольку теперь она адресуется всем, а не только избранным народным представителям, она должна быть и понятной всем, а значит – более доступной народу. Доступная народу речь – речь конкретная; чем больше она взывает к чувствам, а не к разуму, тем доступнее она народу. Переходя от облегчения работы разума к его сознательному отключению или оглушению, речь преступает границу, за которой доступность превращается в демагогию или совращение народа.
Если познакомиться по книге «Моя борьба» с рецептами массового гипноза, то уже не останется места для каких-либо сомнений: мы имеем дело с сознательно осуществляемым совращением, суть которого заключается в использовании регистра благочестивой, церковной речи.
Но само по себе воздействие уже имеющейся сети представляется мне очень четко; нацизм в свое время воспринимался миллионами людей как Евангелие, потому что он использовал язык Евангелия.
Английский городок Ковентри был «центром по производству вооружения» и только, населен он был тоже исключительно военными, ведь мы из принципиальных соображений атаковали лишь «военные цели», о чем твердили все военные сводки, мало того, мы совершали только «акты возмездия», да и вообще, не мы ведь начали, в отличие от англичан, которые первыми приступили к воздушным налетам и, будучи «воздушными пиратами», атаковали преимущественно церкви и больницы.
В сознании немецкого обывателя антисемитизм и расовое учение – это синонимы. А с помощью научного, точнее, псевдонаучного расового учения можно обосновать и оправдать все злоупотребления и притязания национальной гордыни, любую захватническую политику, любую тиранию, любую жестокость и любые массовые убийства.
Нет буквально ничего, что не связывалось бы с семитами, даже если речь идет о внешнеполитических противниках. Большевизм становится жидовским большевизмом, французы очерномазились и ожидовели, англичан даже возводят к тому библейскому племени евреев, следы которого считаются утраченными и т.д.
Если проследить ее теоретическое выражение в истории, то получается прямая линия, ведущая – беру лишь основные этапы – от Розенберга через англичанина по крови, избравшего Германию своей родиной, Хьюстона Стюарта Чемберлена к французу Гобино. Трактат последнего «Essai sur l’inegalité des races humaines» («Опыт о неравенстве человеческих рас»), вышедший в 4 томах с 1853 по 1855 гг., впервые учит о превосходстве арийской расы, о высшем и единственно заслуживающем звания человеческого чистопородном германстве и об угрожающей ему опасности со стороны семитской крови, всепроникающей, несравненно худшей, едва ли заслуживающей названия человеческой. Здесь содержится все необходимое для Третьего рейха философское обоснование; все позднейшие донацистские построения и прикладные применения учения восходят к этому самому Гобино; он один является (или кажется – вопрос оставляю пока открытым) автором кровавой доктрины и несет за нее ответственность.
Ибо все, что определяет сущность нацизма, уже содержится, как в зародыше, в романтизме: развенчание разума, сведение человека к животному, прославление идеи власти, преклонение перед хищником, белокурой бестией…
Лишь после начала похода на Россию, а в полную силу только после начала отката оттуда, у слова появляется новое значение, все больше выражающее отчаяние. Если раньше только изредка, и только, так сказать, по праздничным поводам в газетах толковали, что мы «защитили Европу от большевизма», то теперь эта или подобная ей фраза стали употребляться на каждом шагу, так что их можно было ежедневно встретить в любой газетенке, зачастую по нескольку раз. Геббельс изобретает образ «нашествия степи», он предостерегает, употребляя географический термин, от «степизации» Европы, и с тех пор слова «степь» и «Европа» включены – как правило, в их сочетании – в особый лексический состав LTI.
Когда я теперь слышу о взаимных обвинениях евреев, об актах мести с тяжелыми последствиями, мне сразу приходит в голову общий раскол, существовавший между евреями, вынужденными носить звезду, и привилегированными. Разумеется, в тесной совместной жизни «еврейского дома» – общая кухня, общая ванная, общий коридор, в котором встречались представители разных группировок, – и в тесной общности еврейских фабричных рабочих были и другие, бесчисленные причины для конфликтов; но самая ядовитая враждебность вспыхивала прежде всего из-за раскола на привилегированных и непривилегированных, ибо здесь речь шла о самом ненавистном, что могло быть, – о звезде.
Я просто убежден в том, что злополучное взаимное недоверие образованных людей и пролетариев в значительной степени связано именно с различием в языковых привычках. Сколько раз я спрашивал себя в эти годы: как мне быть? Рабочий любит уснащать каждую фразу сочными выражениями из области пищеварения. Если я буду делать то же самое, он сразу заметит мою неискренность и решит, что я лицемер, который хочет к нему подольститься; если же я буду говорить, не задумываясь, как привык или как мне было привито в детские годы дома и потом в школе, он решит, что я строю из себя невесть кого, важную птицу.
В pendant к «генералу Дунаю» (général Danube), преградившему Наполеону путь под Асперном, полководец Гитлер придумал «генерала Зиму», которого склоняли на всех углах и который даже породил нескольких сыновей (мне припомнился «генерал Голод», но я точно встречал еще и других аллегорических генералов).
Магическая буква V мстит, и месть ее необычна: V некогда была тайной формулой, по которой узнавали друг друга борцы за свободу порабощенных Нидерландов. V означало свободу (Vrijheid). Нацисты присвоили себе этот знак, перетолковали его в символ «виктории» (Victoria) и беспардонно навязывали его в Чехословакии, подавлявшейся куда страшнее, чем Голландия: этот знак наносился на их почтовые штемпели, на двери их автомобилей, их вагонных купе, чтобы всюду перед глазами у населения был хвастливый и уже давно извращенный знак победы.
Комментарии
Я вчера как раз дочитал тоже :)
А ты глазами читала или слушала? Если глазами, то там было очень много пояснений в сносках. Без них, конечно, много смысла терялось
Мне показалось, что эта книга памятник эпохи не в том смысле, что она описывает политические и бытовые детали жизни, а в том, что она анализирует то, как язык, на котором мы говорим, может превратиться в оружие массового поражения.
именно поэтому, как мне кажется, эта книга и должна быть особенно интересна.
наверняка. Но вряд ли есть много более удачных примеров того, какие ловушки может готовить официальная речь, пропаганда. На каких струнах она играет, как можно её распознать и т.д. Кажется, что книга именно об этом, а не о мучениях ещё одного бедного еврея.
Спасибо за рецензию, Галя!
Я читала в эл. виде, сноски конечно хорошо, но мне кажется, если книга изначально была на русском, было бы понятнее:) Хотя в целом, вообще тема лингвистики мне не очень, видимо, интересна, я в свое время не дочитала Нора Галь - Слово живое и мертвое , именно потому что считаю языковые тонкости не очень занимательной темой.
Возможно у меня просто достаточно мало знаний о том времени, поэтому хотелось подробной общей картины, а тут слишком много мелких частностей.
Я тут даже не слишком много ловушек пропаганды заметила, очень быстро книга из головы ушла, хотя я ее читала недели 2 назад. А вот о жизни писателя я бы прочла с удовольствием, все же истории бытовые, как люди устраивали свою жизнь мне больше нравятся.
А ты будешь писать рецензию?Расскажешь, что тебе понравилось, запомнилось?
Я боюсь сейчас писать рецензию на эту книгу. С одной стороны, она слишком актуальна сегодня, и об этом невозможно не думать. Но писать об этой её стороне я не могу. А о другом не хочется.
Со дня на день Ника напишет об этой книге.
Думаю, этого будет достаточно :)
Я смогла опубликовать рецензию со второй попытки(
Понимаю и про актуальность, и про сложность...
Читаю иногда в рецензиях здесь на сайте про актуальность, параллели и некомфортное узнавание. Всё так, но мне кажется, необязательно это добавлять. Кому надо, тот поймёт, что имеется в виду... Это я к тому, Женя, что было бы интересно прочитать и твой обзор книги.
И я тоже до конца так и не дочитала эту книгу Норы Галь. Сначала приостановила чтение, отложила на время, а потом благополучно забыла о ней. )
А что тебя оттолкнуло, чем книга не понравилась?
Ты знаешь, я не могу сказать, что книга мне совсем уж не понравилась, но как-то скучновато стало её читать, а отдельные моменты мне показались несколько устаревшими на сегодняшний день. Ну, и я решила временно переключиться на что-то другое, а потом действительно просто забыла. Но она не удалена из моей эл. книги, так что шанс дочитать ещё остаётся.)
Но ведь эта книга - именно исследование языка LTI. Она и не должна описывать общую картину происходящего)
Ага:) Поэтому мне и было сложно оценить, книга не виновата, что я от нее иное ждала, но читать было моментами скучновато, мне хотелось больше про автора узнать, про его работу, еврейские дома и прочее подробности жизни.