5

То, что я могу сказать сразу-это то, что книга сложна для понимания. Поначалу... Потом начинаешь привыкать к "вензелёчкам" предложений Сарамаго, и по ходу чтения вычленяешь для осознания только все самое важное. Мне, как любительнице Л. Н. Толстого, это понравилось с самого начала, и только ради этого затейливого кружева слов, сплетения событий и узелков проишествий я прочитала первые 50 страниц книги, показавшейся мне весьма скучной. Но потом я была вознаграждена замечательной сюжетной линией.Так, я немного отвлеклась от начатой мной темы "вензелёков" Сарамаго. Вот пример:

Уважение, издавна питаемое нами к фактической достоверности, и элементарное стремление не обмануть простодушных ожиданий тех, кто склонен, быть может, воспринять перипетии этого неслыханного поиска в качестве череды событий правдоподобных и связных, настойчиво побуждает нас немедленно разъяснить, что нет, не с плавностью древестного листика, оторвавшегося от ветки, опустился по ту сторону окна сеньор Жозе, но, напротив, рухнул с громом и шумом, как повалилось бы под корень подрубленное само это дерево, хотя мог бы, в сущности, потихоньку соскальзывать со своего временного прибежища, пока не почувствовал бы пол по ногами.

Да вот такая манера истинного Сарамаго.

Вся книга растянута между какими-либо сюжетными поворотами и умозаключениями главного героя-сеньора Жозе, который очень либит разговаривать с самим собой или просить совета у оштукатуренного потолка своей маленкой квартирки. Да, именно у потолка... Потолок же сам называет себя Оком Господне, так как постоянно наблюдает за людьми в квартире, хотя они же обращают взор к нему, только когда им нужен какой-то совет.
Странный сеньор Жозе какой-то, правда? Честно, после первого диолога с потолком, я немного посмеялась, и подумала, что это прсто шутка, но при повторении данной ситуации, и неменьшей серьозности слов автора, я начала воспринимать это более адекватно и делать вид, что я тоже люблю вести дискусии со своим двухуровневым, начитанным потоком;). Хотя, если честно, я все равно пришла к выводу, что Жозе был немного шизофреником, со множеством маниокальных страхов. Может это авторский ход такой, не знаю. Вы можете осуждать меня за эти выводы, но я ведь просто офишиую свое мнение, никому его не навязывая.

...сеньор Жозе глядит в потолок и спрашивает его: Ну и что теперь дклать, а, а потолок отвечает: Да ничего, ты выяснил ее последний адрес, ну, то есть последний той поры, когда она ходила в школу, а больше у тебя нет ни следов, ни зацепок, чтбы продолжать поиски, ты, конечно, можешь пройти по другим адресам, но это наверняка будет всего лишь зряшной тратой времени, и если уж эти продовцы да торговцы, обосновавшиеся в своих магазинах сравнительно недавно, тебе не помогли, разве могут помочь другие. ... Документ-то фальшивый. Разумеется фальшивый, лучше бы им не размахиать, и когда тебя рано или поздно зацапают, не хотел бы я оказаться в твоей шкуре. Это совершенно невозможно, поскольку ты-всего лишь оштукатуренный потолок. Оно, конечно, но разне то, твоему взору, не есть своего рода шкура, ибо шкура есть то, что мы желаем представить окружающим, а уж что там под ней, мы порой и сами не знаем.

Вот такой вот умный потолок, я даже немного завидую его логике;)
Да, еще вы, наверное заметили, что диологи идут абсолютно без ковычек, и это не моя безграмотность, а всего лишь какой-то экстравогантный (но мне до сих пор непонятный)прием Сарамаго.
Пока я читала эту книгу, то мимоходом делала заметки и озоглавливала их(всего получилось порядка 25 заметок, приведены из которых только 3 самые короткие). Могу заметить, что из-за такой закрученности слов автора не хоется подать лицом в грязь, и писать что-то, тоже красивое, и необычное, что, по правде кажу у меня рдко получается... не буду приводиьть их здесь, потому что они уж очень большие.
Уточню еще вот что, перед прочтением книги, мне довелось самой побывать с мамой в ЗАГСе по неким причинам. И всю ту недменность и чопрнось рабочих, так хорошо описанную иерархическую лестницу(кстати, тема иерархии остро поднимается в произведении. а само это слово используется в нем раз 15-20 точно) мне представилось увидеть своими глазами.
Позвольте еще раз обратиться к теме, так сказать, шизофрении сеньора Жозе. Сарамого ипользует данный прием довольно часто, но зачем, лично мне очень сложно для понимания. Может он хотел подчеркнуть совестливость и чистоту намерений Жозе в поисках Неизвестной женьщины. А может и хотел показать его трусом, который боится всего: разоблачения, увольнения, высоты, и даже самаого себя. С другой стороны, трусом-то его не назовешь, и автор сам размышляет об этом в конце. Прочитайте эту книгу и сами подумайте над этим вопросом, по-моему книга стоит быть понятой.

P. S.: на последок я хочу привести одну цитату, которая мне очень нравится. Она показывае нашего героя с другой, немного синтементальной стороны. Озаглавила я ее:"В квартире. Последние мысли о неизвестной женщине." Именно мысли, а даже не размышления...

Сеньор Жозе сказал себе, что надо бы осмотреть и другие ящики, в комоде например, где хранят обычно самые интимные принадлежности туалета, да и в ночном столике у изголовья, откуда берут принадлежности иные, но не менее интимные, или в гардеробе, скажем, и подумал, что, если откроет его дверцу, не устоит перед искушением провести пальцами по висящим там платьям, как по клавишам немого рояля, и еще подумал, что приподнимет подол какого-нибудь и вдохнет аромат или просто запах. А ведь есть еще ящики письменного стола, которые он не успел осмотреть, и маленькие шкафчики, вделанные в книжный стеллаж, и где-нибудь да спрятано то, что он ищет, — письмо, дневник, прощальное слово, след последней слезы. А зачем, спросил он себя, ну, предположим, что эта записка существует, что я ее найду, что я ее прочту, но ведь от этого платья не перестанут быть пустыми, и не решится ни одна математическая задача, и неизвестное в уравнении не определится, и покрывало вовеки не будет сдернуто с кровати, а пододеяльник — натянут до груди, и лампа у изголовья никогда не осветит страницу книги, ибо что кончилось, то кончилось.«Сеньор Жозе наклонился вперед, обхватил лоб ладонями, словно намеревался еще попредаваться малость размышлениям, хотя это было не так, кончились у него мысли. Свет вдруг померк, видно, проплыла в поднебесье туча. И в этот миг зазвонил телефон. Сеньор Жозе раньше и не замечал его, а он был тут, стоял в углу на маленьком столике, как вещь, которой пользуются не слишком часто. Включился автоответчик, женский голос назвал номер и произнес: Меня нет дома, оставьте сообщение после длинного гудка. Кем бы ни был звонивший, он дал отбой, есть люди, которые терпеть не могут разговаривать с машиной, а может быть, просто понял, что не туда попал, и в самом деле — имеет ли смысл продолжать беседу, если нам ответил незнакомый голос. Это должно было бы объяснить сеньору Жозе, никогда прежде не видевшему вблизи таких устройств, принцип его работы, но он, скорее всего, не прислушался бы ни к каким объяснениям, потому что его очень сильно взволновали эти несколько слов: Меня нет дома, оставьте сообщение после длинного гудка, и той, которая произнесла их, никогда больше не будет дома, здесь остался только ее голос, глуховатый и тусклый, с какой-то рассеянной интонацией, как будто говорила она одно, а думала в эту минуту о чем-то другом. «Сеньор Жозе сказал: Может быть, еще позвонят, и в этой надежде неподвижно просидел на диване еще час, а мрак в доме меж тем становился все гуще, и никто больше не позвонил. Тогда он поднялся, пробормотав: Пора идти, но прежде чем покинуть квартиру, в последний раз обошел ее, снова вошел в спальню, где света было больше всего, присел на минутку на край кровати, раз и другой медленно провел ладонью по кружевному отвороту пододеяльника, потом открыл шкаф, где висели вещи женщины, которая произнесла такие определяющие слова: Меня нет. Вытянул шею так, что они коснулись его лица, и запах, исходивший от них, можно было бы назвать запахом отсутствия или скорее даже тем смешанным ароматом розы и хризантемы, каким веет иногда в помещении Главного Архива.