Больше рецензий

20 апреля 2022 г. 00:06

54

5 Воля к Жизни...пред ликом смерти...

Санкт-Петербург. Ленинград… Этот город для меня особенный. Я не могу объяснить те чувства, которые происходят в душе, когда я приезжаю туда. Город величавый, город героический, город, который выстоял, не сдался, не сломался, возродился и живёт вновь.
То, что пережили люди за 900 дней Блокады (8 сентября 1941 г. – 27 января 1944 г.) не поддается ни логическому, ни физическому объяснению, все законы Вселенной тут не работали. Значит есть что-то высшее, неуловимое, что заставляет человека жить, жить несмотря ни на что, жить вопреки…
Эта книга, естественно, была куплена мною в Петербурге, в знаменитом доме книги на Невском проспекте (дом этот, к слову, функционировал даже в блокадное время). Почти два года я собиралась с мыслями и моральными силами, чтобы ее прочитать.
Это шокирующая правда, правда из уст тех людей, кто был немым свидетелем блокадных лет.
«О войне всю правду знает народ», - Константин Симонов, писатель. Убеждена, что и авторы данной книги, Даниил Гранин и Алесь Адамович, невидимым эпиграфом пронесли эти слова во время своего многолетнего труда. Даниил Гранин (1919-2017), которому Бог подарил почти век жизни, был ветераном-участником Великой Отечественной войны, воевал под Ленинградом. Алесь Адамович (1927-1994), белорусский советский писатель, участник ВОВ, воевал в партизанском отряде под Минском. В своим произведениях раскрывал тему Белорусской Хатыни, Блокадного Ленинграда.
Начиная «Блокадную книгу», авторы пишут: «…у этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена. Она живет в ленинградских квартирах, часто со множеством дверных звонков…».
Чтобы выпустить первое издание этой книги, авторы выдержали испытания советской цензурой, около десяти лет собирали материалы о Блокаде из первых уст, находили свидетелей тех лет, беседовали, записывали, систематизировали. Анализировали, комментировали, а подчас просто оставляли информацию на размышление и осознание читателю. Выбрать из многотысячных листов записей, из многочасовых аудиопленок тот самый материал, который заходит в душу и поселяется там навсегда – это непросто. Это требует самопожертвования, самоотдачи, сопереживания героям Блокады.

Сложно определить жанр произведения (эпическая драма, репортаж, документально-собирательная проза, роман открытой формы …?), да и нужно ли…?
В центре повествования – выдержки из подлинных дневников блокадников, написанных детьми, женщинами, мужчинами и стариками… Из них наиболее цепляют четыре дневника – Ленинградских школьников Тани Савичевой и Юры Рябинкина, дневник женщины-матери Лидии Охапкиной и подневные записи Георгия Алексеевича Князева (тогда занимавшего должность директора архива Академии наук СССР).
Из дневника Тани Савичевой: «Бабушка умерла 25 января…дядя Алеша 10 мая…мама 13 мая в 7.30 утра…Умерли все. Осталась одна Таня».
Из дневника шестнадцатилетнего Юры Рябинкина: «Только какой-то именно, только Бог, если такой есть, может дать нам избавление. Я опух, каждая клетка моей ткани содержит воды больше, чем нужно. Распухли все, следовательно, внутренние органы. Но это все от избытка воды, недостатка еды. Все жидкое, жидкое, жидкое. И опух. Мама порвала со мной с Ирой. Они оставят меня, у мамы уж такая сейчас стала нервная система, что она готова позабыться, и тогда… Да, смерть, смерть впереди. И нет никакой надежды, лишь только страх, что заставишь погибнуть с собой и родную мать, и родную сестру…»
Из дневника Лидии Охапкиной, матери двух маленьких детей: «…я мысленно хотела, чтобы смерть пришла вместе с детьми, так как боялась, если, например, мня убьют на улице, дети будут дико плакать, звать: «Мама, мама!», а потом умрут от голода в холодной комнате. Ниночка моя тогда все время плакала…чтобы она могла уснуть, я давала сосать ей свою КРОВЬ. В грудях молока давно уже не было, да и грудей совсем уже не было, все куда-то делось. Поэтому я прокалывала иглой руку повыше локтя и прикладывала дочку к этому месту. Она потихоньку сосала и засыпала».

Трепетно и нежно пишет Г. Князев о своей жене, Марии Федоровне: «Она дома и ждет. Она – моя героическая женщина, безропотно и стойко переживающая все испытания, и прежде всего, голод. Как она похудела! Словно не 51 года женщина, а хрупкая тонкая девушка. Целую её, чувствую её, свою родную, близкую жену-друга. Она не потеряла своей женственности и своей исключительной женской опрятности, светятся ее темные глаза на похудевшем лице».
Все эти дневники, и многие другие из тех, что вошли на страницы этой великой книги, свидетельствуют о том, что выжить в этих нечеловеческих условиях можно было только не потеряв в себе Человека, Совесть, воспитав колоссальную Силу Духа и живя исключительно Любовью – к своим родным, детям, к своему городу…
Не упасть, не скатиться до моральной дистрофии, бесчестия, на нарушить социальные табу – это было под силу далеко не всем… В блокадном Ленинграде совсем не было кошек, собак, голубей… не было животных…почти всех съели… Но и это не самое страшное… Страшно и недопустимо то, что людей поставили в такие нечеловеческие условия, загнав в угол, заблокировав все дороги к эвакуации, обрекли на замерзание и мучительную гибель от голода. Для меня самыми страшными эпизодами в книге были те, что касались документальных случаев каннибализма… Это тот предел, та черта, за которую заходили некоторые люди, обезумевшие от всего происходящего и уже не способные называться людьми… То время в Ленинграде, когда оброненная фраза «Не бойся, я тебя не съем» понималась человеком в буквальном смысле…
Это наша история. Такая, какая есть. Нельзя ее скрывать, переписывать и перевирать. Назиданием нам и нашим потомкам будет именно правдивый рассказ о том, что было в Блокадном Ленинграде в 1941-1944 годах. Это нужно изучать в школах и вузах, об этом нужно говорить, это нужно знать.

Как писал историк Василий Ключевский (эта цитата, к слову сказать, была большими буквами нанесена на стену в нашем школьном кабинете истории): «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Давайте же будем знать свою историю, анализировать ее уроки и делать все для того, чтобы такого террора больше не повторилось…