4 Amore, amore!

Начиналось почти как у Пушкина. Три девицы за окном пряли и говорили о девичьем. Потом к ним входит... царь, нет, молодой рыбак Тони Тоффоло. Он даже не настоящий рыбак, а так, на подхвате по месту грузы перевозить. Настоящие - они в море жизнью рискуют. А девицы те, что под окном кружева плетут - их жены, сестры и золовки. Пока мужчины бороздят морские просторы, женщины ведут хозяйство и зарабатывают деньги рукоделием. Городок Кьеджо маленький, все состоят в близком или дальнем родстве или кумовстве. Каждый год море забирает рыбаков, и каждый неженатик ценится на вес золота. Девушки-красавицы замуж все хотят! Но мы отвлеклись...

Тоффоло влюблён в Кекку, младшую из девушек. Только если кто не знает, но всегда рядом с любящими рыскают Зависть и Ревность. Потому как жалко, когда кто другой, а не ты своё счастье находит. Кекка по глупости и молодости отталкивает Тони, а тому только и надо, что в два шага улицу перейти, да присесть рядом с чужой невестой Лучеттой.

Потом слово за словом. Вот уже и любящие терпеть друга не могут. Кекка слышать не хочет о Тони, Лучетта о Тита-Нане, своем женихе. Тито ревнует Лучетту, старшее поколение тоже ругается кто кому что не так сказал. И тут вернувшиеся с моря рыбаки увидели своего обидчика Тони!

Дело доходит до драки, ножей и камней. Чуть ли не до уголовщины. Тони ведет себя как нашкодивший ребенок при виде ремня, и бежит жаловаться в суд. Хотя нечего было приставать к чужим невестам, в городе полно свободных девиц на выданье. Да и не особенно нужна ему была Лучетта, он ее кукурузой угостил при все народе, чтобы позлить Кекку.

И вот на сцену выходит венецианский суд. Пожалуй, это одна из самых смешных частей пьесы. Допрос замешаных в дело девиц и матрон очень комичен. Однако Исидоро, помощник судьи, хоть и бабник, но работу свою знает, и приводит все к мировой.

Да здравствует наш суд! Самый справедливый суд в мире( К сожалению, не знаем, как это будет по-итальянски).

В конце все помирились и поженились.

Пьеса явно аппелирует к простому народу, и была написана Гольдони для той части зрителей, которую остальные драматурги забывали. «Справедливость требовала доставить удовольствие этому сорту людей, — говорит Гольдони, — которые платили наравне со знатными и богатыми, и показать их в комедиях, в которых они узнали бы свои нравы и недостатки, и да будет позволено мне сказать — свои добродетели».