5 На всякую загадку есть разгадка

Главная загадка "Каллиопы..." - о чем она? К чему все эти истории, словесные пируэты, 3Д-эффекты в описаниях, хохот и привидения? И почему, если эта книга такая веселая, так грустно делается по прочтении ее?.. Пока эти вопросы остаются без ответа, книга не может считаться прочитанной, и неДОконченность терзала меня, как в том анекдоте про недоигранную гамму:

Ребенок репетирует гамму. Уже давно.
- До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-си-ля...
В той же комнате его отец читает газету.
- ...соль-фа-ми-ре-до. До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до-си-ля-соль-фа-ми-ре... Пап, можно я пойду погуляю?
- Иди.
Мальчик убегает. Отец еще какое-то время шуршит газетой. Затем порывисто встает, кидается к инструменту и жмет на ДО. После чего облегченно вздыхает и возвращается к своей газете.

Эта неДОконченность даже во сне являлась.
Ответ пришел внезапно, посреди будничных дел.
Я поняла, почему два эпизода из книги не давали мне покоя, казались едва не самыми значительными, пятнадцатая глава, когда Квинт (главный и, по сути, единственный герой книги) встречается с Анной, и это:

Сегодня я ходил гулять. Улицей, круто спускающейся к реке, я вышел на гулкий железный мост, который выкрашен суриком. Река медленно делает ши­рокую петлю, огибая большой холм, ко­торый считается парком, потому что под таким углом не принимается капуста. Я перешел мост и свернул вправо, мимо лодоч­ного сарая глухого зеленого цвета. Летом его окраска была покровительствен­ной. Тесная тропа, пробитая в снегу, поднима­лась на холм. Я пошел по ней. В такое время там не бывает людей. На вершине холма в окружении высо­ких де­ревьев, царя над ними, стоит большая цепочная карусель. Сорока возится на ней, взбивая снежную пыльцу; эти сверкающие атомы очень красиво опа­дают. На цепях карусели беззвучно покачиваются за­вьюженные трамвайные сиденья. Кару­сель не может работать; если бы она раскрутилась, ее цепи с синими си­деньями налетали бы на сомк­нувшиеся стволы елей и дубов, застав­ляя своих недолговечных пассажиров сры­ваться и улетать в реку по ши­рокой, заворажи­вающей стороннего наблюдателя дуге. Оп­равдание этой карусели, хотя бы на­мекаю­щее на смысл, пусть даже давно исчерпанный и из­гладившийся, ради ко­торого она стоит в этой ча­щобе над рекой, всегда зани­мало меня, и я думал, что эта задача реша­ется лишь в этом случае, если, отка­завшись от предположения, что бытие сложных металлических предметов все­гда связано с целе­направлен­ным челове­ческим усилием, согласиться на орга­ническое происхождение этой карусели, вызванной к жизни одною из тех при­родных случайностей, благодаря которым океанский корабль тонет, проби­тый метеоритом, семя ясеня пускает корни в человеческом глазу, а сандалия ге­теры падает с небес на ко­лени еги­петского царя.

Эти два эпизода - единственные, когда Квинт не бродит в лабиринте фантасмагорий, привидений, видений и познаний, а высовывается из своей книжной раковины в реальность.
У него плохо получается задерживаться в реальности. Во время разговора с Анной его постоянно уносит обратно в замок, оплот духов и вымысла, и тамошние персонажи беспардонно вмешиваются в его разговор с девушкой. Равно как и его ученые друзья, в беспрерывной полемике с которыми он находится. Да и вообще, он, похоже, мало умеет говорит не о персонажах истории Древнего мира... Из последующих писем мы узнаем, что отношения с Анной разладились до того, что Квинт обещает "ничем не беспокоить ее"...

Приведенный же здесь отрывок про карусель - это, знаете, как Болконский с его дубом. Карусель, такая одинокая, стоит на вершине холма, окружена лесом, запорошена снегом... но даже если бы и не зима - работать каруселью она все равно не сможет, помешают деревья. Так же и Квинт окружен, как частым лесом, своей книжностью, и мало кто соберется топать к нему на вершину холма да еще по снегу.

Кстати, мотив одиночества подчеркивается эпистолярной формой романа.

Я поняла, о чем книга. Об одиноком фантазере-книжнике, рискующем всякую секунду, что выстроенный им замок обрушится и не останется ничего, кроме реальности.

ДО.