3.5 Это еще не ад

Спрашивает меня как-то израильская подруга: "Как дела?" Я честно пересказываю местные абсурдные политические неурядицы и каким острием они нацелены на меня лично. "ЭТО АД!" - кричит на меня капсом подруга. "Ад? - серьезно задумываюсь, взвешиваю и оцениваю. - Нет. Это еще не ад".

"Это еще не ад", - говорит Тревор своей книгой. Да, его родители могли попасть в тюрьму за черно-белую любовь. Да, иногда его мать делала вид, что она не его мать, потому что чернокожей женщине запрещено иметь светлого ребенка. Да, он получил немало преференций за то, что был светлее других маленьких негодников, и у него было мало друзей, потому что он не принадлежал ни к черным, ни к белым. Да, однажды мать просто выбросила его из машины на ходу. Но это еще не ад.

К родному аду легко привыкнуть, если жить в нем внутри, а вода (смола) нагревается постепенно. Всегда есть кто-то, кто думает, что настоящий ад начинается вне его круга, а в его круге вполне комфортно.

И несмотря на множество претензий, которые можно выставить книге, мне понравилась именно рутинность ее адка. Это довольно простой и не пафосный текст. Он не кричит капсом, не выдавливает жалость. Он даже кажется довольно позитивным. Если вы отсеете из книги горечь. И если температура вашего котла не слишком далека от Южной Африки.

Вот, например, адок языковой... Чрезвычайно интересная и актуальная тема полилингвизма и актуального существования многоязычия в стране. Нет, здесь вы меня не поймете, мой-то котел кипит и крышку сносит, а у вас так, летняя водичка. Тревор недоволен почти раем в правах "малых" языков, но эту тему развивает слабо. Пары эпизодов с житейскими недоразумениями для полной картины не хватает. Так как же, как одиннадцать официальных языков функционируют вне бытовых неурядиц?! При оформлении документов у чиновников, при школьном образовании?.. А какой вывод предлагает нам автор?.. Много равных языков - это плохо? Все учите английский? Тревор не осмеливается сказать это прямо (непопулярная, недемократическая идея для его аудитории), но мне слышится именно это.

Феминистско-патриархатный котел тоже кипит. Здесь у Тревора настоящая африканская жара. Всё плохо. Домашнее насилие в южной Африке не осуждается. Жизнь в племенах аутентична и далека от западных стандартов. Насколько пофигистично (уважая и разрешая выбор женщины, не желая перетягивать отношения на себя) относится европеец к любимой, настолько адской ее жизнь делает ее второй муж (именно из-за несоответствия гендерных, стереотипных ожиданий).

Надо сказать, образ матери Тревора получился действительно интересным, выпуклым. Она совсем живая. Может быть, не ко времени и не к месту прогрессивная ("она готовила меня жить свободной жизнью задолго до того, как мы узнали, что свобода существует"), а может быть, просто эгоистичная (я хочу так жить, и меня не волнует весь окружающий мир, пусть прогнется он, а не я - и это не совсем прогресс, это особенность личного менталитета).

Личное чистилище во время чтения я пережила из-за перевода и композиции книги. О слабом, искусственном переводе уже писали. А я пожалуюсь на структуру текста. Точнее, ее отсутствие. Ладно, в современных книгах может не быть традиционных завязки, развития, кульминации., а чаще бывает их мешанина. Но текст Тревора представляет собой гомогенный бульон с несколькими неразбавленными острыми компонентами. Эффектное начало с броском из машины - случайный яркий эпизод, не запускающий действие, не нужный для сюжетного поворота (это просто еще одна иллюстрация жизни - стрёмные южноафриканские маршрутки). Выстрел в мать Тревора в конце книги действительно похож на кульминацию, но все же выглядит искусственно, поскольку большая часть книги к этому не приводит. Вся книга - это ровная бессюжетная болтовня - стендап - на тему взросления мальчика, вне хронологии или какой-то системы, случайные воспоминания без художественного сюжета. И кульминацией стало бы... взросление. Какое-то событие, меняющее его сознание. Мне было непонятно, почему одна часть называется "Длительное, трудное, временами трагическое и часто унизительное образование юноши в сердечных делах"? Но особенно я не поняла, почему это название повторяется в другой части, если, по сути, "воспитания юноши в сердечных делах" не происходит. Автор снова и снова повторяет, что у него не было девушки (э-э, был парень? но он об этом не пишет) и приводит единственный эпизод с провалом на школьном балу.

Интересна "дворовая" жизнь южноафриканцев - предпринимательство (ловкачество), креативность молодежи. Подозреваю, автор здесь себя немного убеляет (это каламбур! это каламбур!). Меня умиляет не столько знаменитое "не давай рыбу, научи ловить ее удочкой, а если научил ловить рыбу, то дай и саму удочку", сколько крайне актуальное: "максимальные усилия, приложенные для получения минимального заработка". Тревор понял это. Я вижу вокруг себя много тех, кто не понимает. Я улыбаюсь рассказам об аудиопиратстве, но боюсь, что у западных читателей от такой "свободы" отношения к авторским правам может серьезно закипать. Сочувствую отсутствию у молодежи возможностей роста. Но возможности перехода с разных кругов ада всегда ограничены. Из моего восточноевропейского адка тоже не все легко попадут хотя бы в Среднюю Европу, а ведь издалека кажется, что там райская прохлада.

Нет, жителям разных кругов ада сложно понять друг друга. Как закипает в еврейской школе от имени африканского танцора Гитлера ("Гитлер, давай!"). "Нас так учили, - пожимает плечами писатель Тревор, - нас учили не чувствовать эту боль". Жертвы различных форм дискриминации лелеют собственную боль и унижение, унижая, раня и дискриминируя других. Плевать на это только разного рода агрессорам.

Но Тревор не ноет и не ищет сочувствия, он просто рассказывает, позволяя нам самим примеривать на себя его адок. Он-то к своему привык. Тем более, что и удочку свою он похоже нашел - в стендапе и литературе.
____________________________________________________________

Па-беларуску пякельца...

Тутака...

Пытаецца ў мяне ізраільская сяброўка: "Як справы?" Я чэсна пераказваю мясцовыя абсурдна-палітычныя траблы і якім бокам яны цэляць у маё асабістае. "ГЭТА ПЕКЛА!" - крычыць мне капсам сяброўка. "Пекла? - я недаўменна ўзважваю і прымерваю. - Не. Гэта - яшчэ не пекла".

"Гэта яшчэ не пекла" - адказвае сваёй кнігай Трэвар. Так, яго бацькоў маглі затрымаць і пасадзіць за чорна-белае каханне. Так, часам яго маці рабіла выгляд, што яна не ягоная маці, бо чорнай жанчыне незаконна мець светлае дзіця. Так, ён атрымліваў нямала прэферэнцый за тое, што святлейшы за іншых малых пракуднікаў, і меў замала сяброў, бо не належаў ні да чорных, ні да белых. Так, аднойчы ягоная маці папросту выкінула яго з машыны на хаду. Але гэта яшчэ не пекла.

Да роднага пекла лёгка прызвычаіцца, калі жывеш у ім унутры, а ваду (смалу) награюць паступова. Заўсёды ёсць нехта, хто думае, што менавіта па-за ягоным колам чыстца пачынаецца сапраўднае пекла, а ў яго даволі ўтульна.

І нягледзячы на мноства заўваг, якія можна выставіць кнізе, мне яна спадабалася менавіта будзённасцю чыстца. Яна даволі простая і не пафасная. Не крычыць капсам, не выціскае шкадаванне. Яна нават падаецца даволі пазітыўнай. Ну, тады, калі прасейваеш з кнігі горыч. І калі твой кацёл не размешчаны ажно задужа далёка ад паўднёва-афрыканскага.

Вось, напрыклад, чысцец моўны... Надзвычай цікавая і актуальная тэма полілінгвізму і фактычнага ажыццяўлення шматмоўя ў краіне. Не, тут вы мяне не зразумееце, тут мой кацёл кіпіць і крышку рве, а ў вас летняя вадзічка. Трэвар незадаволены амаль раем у правах невялікіх моваў, але гэтую тэму слаба развівае. Пары эпізодаў з побытавымі непаразуменнямі не хапае для поўнай карціны. Дык як, як адзінаццаць афіцыйных моваў функцыянуюць па-за нязручным побытам?! Пры атрыманні дакументаў ад чыноўнікаў, пры школьнай адукацыі?.. І якую выснову прапануе нам аўтар? Шмат раўнапраўных моваў - гэта дрэнна? Вучыце ўсе ангельскую? Ён не насмельваецца сказаць гэта наўпрост (непапулярная, недэмакратычная для ягонай аўдыторыі ідэя), але мне чуецца менавіта гэта.

Закіпае і феміністычна-патрыярхатны кацёл. Здаецца, тут у Трэвара сапраўдная афрыканская спёка. Усё дрэнна. Хатні гвалт не мае шанцаў на асуджэнне. Жыццё ў плямёнах максімальна аўтэнтычнае і далёкае ад заходніх стандартаў. Наколькі пафігістычна (з павагай да выбару жанчыны, без жадання перацягваць стасункі на сябе) ставіцца да каханай еўрапеец, настолькі пякельным робіць жыццё маці Трэвара яе другі муж менавіта праз несумяшчэнне гендарных (стэрэатыпных) чаканняў.

Пры гэтым вобраз маці Трэвара атрымаўся сапраўды цікавы, пукаты. Яна дапраўды жывая. Магчыма, не да часу і не да месца прагрэсіўная ("она готовила меня жить свободной жизнью задолго до того, как мы узнали, что свобода существует"), магчыма, проста эгаістычная (я хачу жыць так, і мне пофіг на ўвесь свет вакол, няхай ён прагінаецца, а не я - і гэта не зусім прагрэс, гэта асаблівасці асабістага менталітэту).

Уласны чытацкі чысцец я пражыла ад перакладу і кампазіцыі кнігі. Пра слабы штучны пераклад ужо пісалі. А я паскарджуся на структуру тэксту. Дакладней яе адсутнасць. Ладна ўжо, у сучасных кнігах можа не быць традыцыйных завязкі, развіцця, кульмінацыі. Але ўвесь тэкст - гэта фактычна гамагеннае варыва з некалькімі неразваранымі вострымі кампанентамі. Эфектны пачатак - выпадковы яркі эпізод, ён нічога не пачынае, і з яго не вынікае сюжэтны ход (гэта проста ілюстрацыя побыту - стрёмныя паўднёва-афрыканскія маршруткі). Стрэл у маці больш падобны да кульмінацыі, але ўсё роўна выглядае штучна, бо большасць кнігі вяла не да гэтага. Уся кніга - роўная бессюжэтная балбатня - стэндап - на адну тэму сталення хлопчыка, па-за храналогіяй ці нейкай сістэмай, выпадковыя ўспаміны без мастацкай фабулы. Што за назва для часткі "Длительное, трудное, временами трагическое и часто унизительное образование юноши в сердечных делах"? Я не зразумела ні чаму яна паўтараецца, ні што хоча сказаць, калі ў сутнасці "адукацыі юнака ў сардэчных справах" не адбываецца. Ён зноў і зноў паўтарае, што дзяўчыны ў яго не было (эээ, быў хлопец? але пра гэта ён не піша) і прыводзіць адзін выпадак з няўдалым школьным балем.

Цікавы побыт паўднёвых афрыканцаў - прадпрымальніцтва, крэатыўнасць моладзі. Мяне кранае не столькі славутае "не давайце рыбу, навучыце вудзіць рыбу, а калі навучылі вудзіць, дык дайце і саму вуду", колькі надзвычай актуальнае: "максимальные усилия, приложенные для получения минимального заработка". Трэвар гэта ўсвядоміў. Бачу вакол нямала тых, хто не ўсведамляе. Пасміхаюся з аўдыяпірацтва, але баюся, у заходніх чытачоў ад такой вольніцы з аўтарскімі правамі можа сур'ёзна падкіпаць. Выклівае спачуванне адсутнасць магчымасцяў у прафесійным росце. Але магчымасці пераходу з розных узроўняў чыстца заўсёды абмежаваныя. З майго ўсходнееўрапейскага пякельца таксама не кожны ўскараскаецца хоць бы ў цэнтральнаеўрапейскае, а здалёк падаецца, што там райская прахалода.

Не, жыхарам розных колаў чыстца адно аднаго зразумець бывае цяжка. Вось як закіпае ў габрэйскай школе ад імя афрыканскага танцора Гітлер ("Гітлер, давай!"). "Нас так вучылі", паціскае плячыма пісьменнік Трэвар, "нас вучылі так, што нам не баліць". Ахвяры розных дыскрымінацый кунежаць уласны боль і знявагу, зневажаючы, ранячы і дыскрымінуючы іншых. Толькі агрэсарам розных кшталтаў усё адно.